Человек, который не хотел любить

София ничего не ответила. Просто промолчала. По её щекам стали стекать горячие солёные слёзы. Ей хотелось остановить их, удержать, может, даже улыбнуться, быть счастливой и не чувствовать вины. Но ничего не вышло. Она закрыла глаза. Ей хотелось оказаться где-то далеко, быть ребёнком; именно – маленькой девочкой, которую просто любят и всё, без тревог, без ответственности. Девочкой, которая должна почистить зубы, пойти в постель и увидеть во сне самое прекрасное, что только можно представить... Но у неё больше нет на это права. Ведь это время уже прошло. Тогда она крепче обняла его, прижала к себе в надежде, что он ни о чём не догадается. А потом убежала в ванную. И на следующий день ей позвонили.

33

Сильвия, секретарша, проводила её в кабинет на последнем этаже. Она впустила её в зал ожидания – очень элегантную комнату, обставленную не хуже, чем в лучших журналах по дизайну интерьера.

— Принести Вам что-нибудь?

— Нет, спасибо, Вы очень любезны.

— Хорошо, — выходя, она улыбнулась.

Секретарша не сказала и не сделала ничего, что заставило бы её почувствовать себя некомфортно, не в своей тарелке, она вела себя как в первый раз, когда они встретились. Но София всё же нервничала. Наверное, потому что теперь она не могла отступить, передумать. В её голове стали роиться мысли о Лавинии, чувстве вины, церкви, но у неё не было на всё это времени, потому в этот самый момент открылась дверь.

— Добрый день. Как поживаете?

Адвокат Гуарнери протянул ей руку.

— Хорошо, спасибо.

— Представляю Вам Марину Рекордато, мою личную помощницу. Она поможет Вам разобраться во всех деталях того, что мы должны сделать, чтобы всё прошло хорошо...

— Добрый день.

Марина Рекордато была женщиной лет сорока пяти с короткой стрижкой, в очках и в сером костюме в полоску. Хороша, подумала София, утончённая, элегантная. Ей стало интересно, сколько подобных «дел» она уже провернула, но потом решила, что лучше об этом не думать.

— Прошу Вас, давайте присядем.

София вновь села на диван, адвокат приземлился в кожаное кресло напротив, а его помощница – рядом с Софией.

Адвокат открыл папку.

— Итак, Вы уедете через десять дней. Это контракт между «Abu Dhabi Cultural Foundation» и Вами. Будет пять больших концертов в Абу-Даби, это первый случай, когда культура идёт впереди богатства... — он с улыбкой посмотрел на неё. — Вы осознаёте значимость Вашего участия? — Софии было не до шуток. И Гуарнери это понял. — Ладно, продолжим. Вы должны поставить свою подпись здесь и сохранить копию. Нас будет трое. На самом деле Вы не поедете в Арабские Эмираты. Вам предоставят мобильный телефон, с которого Вы сможете звонить и принимать звонки без проблем. Через три дня появятся новости об этом великом событии. В интернете появится страница с информацией и текущими новостями. После Вашего первого концерта будут опубликованы комментарии зрителей о том, как они восхищены представлением. А это все пять концертов...

Он протянул ей пресс-релиз, содержащий программу, написанную от руки безупречным почерком. Прочитав названия произведений, которые ей предстояло сыграть, она осталась шокирована: это была настоящая провокация, но в то же время, если можно так выразиться, отлично продуманное закодированное сообщение. Это было не что иное, как легендарная программа, которую Гленн Гульд исполнил в 1957 году в Большом Зале Московской Консерватории! Не узнать её было невозможно. В то время Гульд был практически неизвестным мальчишкой двадцати пяти лет, который за пару лет до этого отличился блестящим исполнением Гольдберг-вариаций Иоганна Себастьяна Баха. В ночь его первого концерта в Москве зал был почти пуст, но его исполнение было настолько экстраординарным, что на следующий день слава о нём разлетелась по всему городу. Его второй концерт, состоявшийся 12 мая, всего пять дней спустя после первого, был по-настоящему успешным. Консерватория была переполнена, сотни людей не смогли достать билеты, и пришлось вмешаться милиции, чтобы успокоить толпу, которая не смогла пройти. Среди зрителей были Борис Пастернак и Марина Юдина, знаменитая пианистка, которую обожал Сталин. София вспомнила историю, в которой Сталин услышал по радио, как Юдина играет Бетховена. Ему тут же захотелось иметь её пластинку. Когда ему сказали, что это невозможно, потому что нет ни единой записи этой пианистки, он ответил: «Я хочу её завтра». И на следующий день, действительно, запись была готова.

Программа включала фрагменты Берга, Веберна и Кренека и закрывалась Бахом — три контрапункта «Искусства фуги» и шесть Гольдберг-вариаций. Игра Гульда была незабываемой, оригинальной и страстной. У Софии была запись того концерта. Это была восстановленная версия «Glenn Gould Edition» от Sony. София спрашивала себя, как кому-то могла прийти в голову такая идея, а главное – кому именно. Гуарнери? Савини? Танкреди? Потом она вспомнила об одной статье в «Corriere della Sera», где говорилось об этом концерте в Москве, и подумала, что это всё не такая уж и тайна...