Человек, который не знал страха

После месяца пребывания в отряде, наполненного боевыми эпизодами, Кузнецов получил в начале октября указание Центра начать непосредственную подготовку к переходу в Ровно. В это время была в разгаре Сталинградская битва. Любая информация о планах противника в связи с этим имела особую ценность.

Первым побывал в оккупированном Ровно Николай Приходько.

Кузнецов познакомился с ним на подмосковном аэродроме непосредственно перед вылетом их группы на задание.

Приходько имел внушительную внешность. Это был молодой двадцатидвухлетний великан мощного телосложения, темноглазый и черноволосый. Он родился в городе Здолбунов, известном как важный железнодорожный узел недалеко от Ровно.

Война застала Приходько тяжело больным. Его эвакуировали в Пензу, откуда после выздоровления направили в Москву в распоряжение Центра.

Оказавшись снова в родных местах, Приходько мог принести немалую пользу отряду. В Ровно, на Цементной улице, дом 6, жил его старший брат Иван. В Здолбунове – старшая сестра Анастасия Шмерега с мужем Михаилом, который работал столяром в железнодорожном депо.

Пробравшись в Ровно, Николай прежде всего встретился с братом, который у немцев был вне подозрений. Дело в том, что жена Ивана – Софья Иосифовна и ее мать – Берта Грош по происхождению были немками. Это помогло Ивану получить у немецких властей документ о том, что он является якобы фольксдойче, лицом немецкого происхождения. Об этом факте сообщает в своих мемуарах Александр Лукин, заместитель Дмитрия Медведева. Иван, а потом и члены его семьи стали сотрудничать с Николаем и другими бойцами отряда «Победители».

* * *

Михаил Макарович Шевчук, небольшого роста, полный и широкоплечий, с мясистым лицом и проницательными черными глазами, был самым старшим по возрасту в группе Кузнецова. Несколько флегматичный и неразговорчивый, он производил впечатление импозантного, но застенчивого и нерешительного человека. Судя по внешнему виду, трудно было предположить, что Шевчук – старый подпольщик, имевший за плечами огромный опыт нелегальной партийной работы в Коммунистической партии Западной Белоруссии и восемь лет каторги в панской Польше. Неудивительно, что люди, знавшие Шевчука по подполью, считали его исключительно надежным человеком.

В Ровно Шевчук был внедрен под именем и с документами Болеслава Янкевича. Манерами и одеждой он походил на старомодного дельца. Его неизменными атрибутами были темный костюм, котелок и очки, в руке по немецкой моде – букетик цветов. Кстати, подобное одеяние предпочитали и многие немецкие чины в Ровно.

«Пан Болек» – так называли Янкевича знакомые – постоянно толкался возле комиссионных магазинов, посещал рестораны и кафе – словом, бывал всюду, где кружились спекулянты и дельцы.

Янкевичу удалось создать впечатление, будто он являлся сотрудником гестапо. Такого мнения была даже ровенская уголовная полиция, в составе которой было немало местных предателей-квислинговцев.[7] Случалось иногда, что доносчики из числа антисоветски настроенных обывателей сообщали ему имена граждан, сочувствующих Советам, ожидая от него принятия соответствующих мер. Но такой «славе» предшествовал один довольно опасный эпизод.

Агент ровенской криминальной полиции некто Марчук приметил одного солидного господина, который скупал в комиссионном магазине разные вещи, очевидно в целях перепродажи. Однажды Марчук сам видел, как этот господин купил разрозненные хирургические инструменты и дорогой костюм, который был явно не его размера. «Спекулянт», – решил Марчук и задумал вместе со своим приятелем содрать с него взятку. Если же спекулянт заартачится, они пригрозят ему приводом в полицию.

На следующий день Марчук и его сообщник с утра дежурили в магазине. Как только спекулянт появился, они заговорили с ним. Было заметно, что спекулянту не по себе от знакомства. Но полицейские не отставали болтали что-то о дороговизне, о плохом порядке в магазине, пока Марчук не предложил тоном не терпящим возражений:

– Зайдем-ка в ресторанчик, выпьем для знакомства, поговорим.

– Я не против, – вынужденно согласился спекулянт.

Они долго сидели в ресторане, перепробовали, кажется, все меню, отведали и русской водки, и австрийского рома, и французских вин. Наконец Марчук приступил к осуществлению задуманного.

– Послушай, господин Янкевич, ты разыгрываешь из себя крупного дельца, а на самом деле спекулянт.

Янкевич медленно откинулся на спинку стула, повернул голову в сторону Марчука и пристально посмотрел полицаю в глаза. Затем, не сказав ни слова, он отвернулся от него, протянул руку к бутылке с вином, наполнил фужер, отхлебнул немного и вновь склонился над своей тарелкой, будто ничего не произошло.

Марчук взорвался:

– Ну вот что, дубина, я не люблю трепать языком. Либо ты будешь делиться с нами своими доходами, либо отправим тебя отсюда прямым ходом в кутузку. Суд над тобой мы учиним сами, если потребуется.

Янкевич презрительно прищурил глаза и посмотрел сначала на Марчука, затем на его дружка. Сохраняя присутствие духа, он отпил вина из бокала и угрожающе произнес негромким голосом: