Человек, который приносит счастье

— Как хочешь. В молодости твоя мать хотела выбраться из дельты. Хотела посмотреть мир. Тогда много говорили об Америке, и все это ее очень соблазняло. Она даже нашла одного приличного молодого человека, родом из дельты, как и она, который жил в Нью-Йорке. Они много переписывались, и она даже немножко влюбилась в него. Ну дело-то молодое. Но тут она заболела проказой, и ее подружка увела хорошего жениха. Елена потом назвала овцу именем этой женщины. Когда овца состарилась, мы ее зарезали и съели. Вкусная была овечка. — Тут тетя Мария так рассмеялась во весь беззубый рот, что никак не могла продолжить рассказ. — Елена долго ненавидела их обоих, но со временем смягчилась. Прежде всего потому, что те начали ей писать и присылать посылки с консервами, сигаретами и шоколадом. Сигареты мы всегда отдавали охраннику, чтобы он покупал нам теплую одежду. Мы вечно мерзнем, знаешь ли. Благодаря им нам с ней жилось не совсем уж худо. Они издалека заботились о нас, иной раз тот, кто спит с тобой в одной постели, столько не сделает. Когда во всей стране начался дефицит и продукты продавали только по талонам, нам все равно хватало на жизнь. Однажды ненависть Елены иссякла. В самом начале она говорила: «Если я умру раньше тебя, сделай так, чтобы мой прах попал в Нью-Йорк, чтобы последнее слово осталось за мной». Потом, когда узнала, что они умерли, пожелала, чтобы ее прах высыпали на их могилу. «Так я буду рядом с ними и не дам покоя», — говорила она и смеялась.

— Как их звали?

Тетя Мария с трудом достала из кармана кофты клочок бумаги.

— Вот здесь фамилия. Они лежат на кладбище в Бруклине, в этом районе они жили последние годы. Не знаю, насколько большие в Америке кладбища, но ты их наверняка найдешь.

В такси до Тулчи я поставила обувную коробку на сиденье рядом. Всю дорогу я то отодвигала ее на несколько сантиметров от себя, то опять придвигала ближе. Когда трясло, клала руку на крышку.

В Тулче я сняла маленькую меблированную квартиру и позвонила на фабрику, взяла отпуск за свой счет. Коробку я поставила на стол, потом в шкаф, потом на балкон.

В течение нескольких недель, что понадобились мне на принятие решения, коробка ежедневно меняла место. Порой меня охватывала ярость, я брала коробку под мышку, пересекала Страда-Исаккеи и подходила к реке. Но дальше я никогда не шла. Я возвращалась домой, и путешествие коробки по квартире начиналось сначала. Через три недели я купила банку соленых огурцов, а вскоре и билет на самолет до Нью-Йорка.

На следующий день смелости и авантюризма у меня прибавилось. Я перешла на Десятую авеню и сразу же наткнулась на человека, который стоял рядом со старым «кадиллаком» и предлагал автоэкскурсии по следам звезд. В его прейскуранте были звезды живые и умершие, из мира кино, спорта и музыки.

Чуть дальше на Десятой копия Мэрилин Монро объявила мне, что именно на этом месте находился Мэдисон-сквер-гарден, где Мэрилин песенкой поздравила с днем рождения президента Америки и тем самым лишила сна не только его, но и еще кучу мужчин. Я никогда об этом не слышала. Она предложила мне поездку по местам самых известных измен. Еще кто-то пытался впарить мне знаменитые преступления. Я убегала от них, прижав сумку к животу, будто предложения их были непристойны и аморальны.

Еще южнее снова пошли старые приземистые жилые дома, в которых, если память меня не подводит, располагались магазины с чудны́ми названиями: Happy Joy — Chinese Food, Happy Pet и Happy Lamb — Prime Choice Meat[6]. Помню, я смеялась в голос — так много счастья редко увидишь. Над витриной одного магазина деликатесов еще угадывалось полслова Fact. Оно сохранилось с тех времен, когда в Адской Кухне — именно по этому району я шла, сама того не зная, — работали фабрики по пошиву дешевой одежды. Там трудились люди, которые, как ты сказал, к сорока годам превращались в измученных стариков на пороге смерти.

На Пятидесятой улице мне попалась болгарская церковь, похожая на наши, — хоть что-то знакомое, впервые за несколько часов. Но у нас церкви после обеда оживают, туда непрерывным потоком идут помолиться прихожане, а эта стояла никому не нужной сиротой. Слева и справа церковь подпирали узкие кирпичные дома, поддерживая ее, как старушку. Или как шатающегося забулдыгу.

Я шла дальше по Десятой авеню, но башни-близнецы все не показывались. Чем ближе я подходила, тем дальше они отступали. К тому же на этот раз я не чесала прямиком к башням, а брела, озираясь, словно я туристка, заблудившаяся на западе Манхэттена. В Адской Кухне никто не строил небоскребов, только редкие жилые многоэтажки, в основном же здесь стояли заколоченные, заброшенные кирпичные дома из позапрошлого века.

Времени мне хватало. Это была первая и последняя в моей жизни прогулка с матерью. Как будто мы с ней вместе поехали в незнакомый город. Я сворачивала на поперечные улицы и доходила по ним до Гудзона, чтобы отдохнуть и подумать у воды.