Графа Нодера заперли за решёткой, но тот как будто не обратил не это внимания: он всё смотрел на Кориэля, и на его лице вдруг появилась слабая одобряющая улыбка. Кориэль тоже улыбнулся, хотя из его глаз капали слёзы.
Судья объявил о начале слушания дела.
- Мы собрались здесь, – произнёс он звучным голосом, – для того, чтобы выяснить вину благородного графа Нодера в приписываемых ему недостойных деяниях. Граф Лиогар Нодер, встаньте!
Граф поднялся, и его цепи звякнули.
- Перед лицом государства и церкви, – сурово заговорил судья, – клянётесь ли вы говорить правдиво и искренне?
- Клянусь, ваша честь, – хрипловато, но громко ответил граф Нодер. – Мне нечего скрывать.
- Граф Нодер, – продолжал судья, – вас обвиняют в нарушении приказа Его Величества и в краже из казны денег на сумму три миллиона пито чистым золотом. Признаёте ли вы эти обвинения справедливыми?
- Нет, не признаю, – гордо ответил граф. – Я ни в чём не виноват! Меня предали и оговорили графы Шегонский и Эрметилнский, что находятся здесь сейчас со стороны обвинения.
- Протестую, ваша честь, – громко заявил граф Рудвиан, – обвинения графа Нодера голословны и не имеют под собой никаких доказательств!
Он продолжал говорить ещё, но что именно, Энмор уже не слышал: голос графа потонул в возмущённом гомоне. Какой-то худенький, юркий человек, стоявший на верхней галерее, обернулся к окну и прокричал в него:
- Графу Нодеру зачитаны обвинения! Он всё отрицает! Обвиняет графов Эрметилнского и Шегонского!
Даже сквозь гвалт высокородных посетителей Энмор услышал ропот толпы. Он не сомневался, что сильфы и дети на крышах как раз сейчас начали с аппетитом уминать принесённые из дому пирожки и булочки. Ещё бы – суд над королевским советником удивительное событие даже для богатого на зрелища Волтона!
Судье удалось быстро утихомирить зал, и процесс продолжился. Было дано слово прокурору, и Энмор быстро понял, что лучшего человека на эту должность найти просто нельзя: королевский прокурор Денвис, как его представили, обладал очень громким, пронзительным голосом, который каким-то невероятным образом обитал в этом тщедушном теле, пронизал всё пространство зала от пола до потолка, заставляя слушателей даже на последних рядах нервно съёжиться. Казалось, кого бы ни обвинял прокурор Денвис, а вину чувствовал любой, кто только слышал его речи.
- Обвиняемый покусился на святая святых нашего государства – преданность короне! – воскликнул прокурор, гневно сверкая глазами. – Ему было оказано высочайшее доверие, а он предал его! Я обвиняю графа Лиогара Нодера в нарушении королевского приказа, согласно которому он должен был употребить взятые из казны три миллиона золотых пито на ремонт крепости Бартау на побережье Южного моря. Как известно моим высокопочтенным слушателям, – при этих словах прокурор Денвис поклонился, но злой тон его голоса не оставлял никаких сомнений в том, как на самом деле он относится к своим «высокопочтенным слушателям» – впрочем, Денвиса слишком сильно боялись и не любили, чтобы как-то ответить на эту агрессию, – Его Величество подписал приказы о выдаче средств нескольким благородным графам для ремонта пограничных крепостей. В числе прочих был указан и граф Нодер… – прокурор поднял над головой пергамент, уже знакомый Кориэлю.
- Протестую! – Энмор и не думал, что Руз Пелл может говорить так громко и решительно: за последние сутки он уже успел привыкнуть к мягкому, несколько робкому голосу адвоката. – Имя моего подзащитного действительно значится на одном из приказов, о которых упомянул мой высокоуважаемый оппонент. Однако на этом документе видны следы исправления. Я убеждён, что изначально в документе значилось имя господина Рудвиана, графа Шегонского.
- Это серьёзное обвинение, господин Пелл, – строго сказал судья. – Можете ли вы предъявить доказательства?
- Доказательства держит в руке мой высокочтимый оппонент, ваша честь.
- Прошу вас передать документ адвокату, господин Денвис, – сказал судья. Худое лицо Денвиса не дрогнуло, но рука, протянувшая документ Пеллу, показалась Энмору очень бледной, а пальцы на секунду впились в пергамент с такой силой, что острые ногти прокурора побледнели. Пелл невозмутимо взял пергамент и поставил палец на имя получателя:
- Каждый может убедиться, что имя графа Нодера было добавлено как минимум через сутки после того, как документ был составлен. Я основываю своё убеждение на том, что к тому времени чернила уже успели совсем высохнуть, и промокнуть либо стереть их было уже невозможно – лишь срезать ножом, что и было сделано… Но из углублений, оставленных пером, видно, что первоначально в качестве получателя был назван граф Шегонский. Ваша честь, я прошу вас ознакомиться с приказом Его Величества лично…
И Пелл уже повернулся, чтобы передать пергамент судье, но тут с места поднялся сам король. Было видно, что он недоволен, мало того – он почти разгневан.