Брайс ожидал, что рукопожатие будет преувеличенно крепким, но оно оказалось довольно мягким.
- Больше не профессор, - сказал он, - но я - Брайс.
- Прекрасно. Прекрасно. Я Хопкинс. Бригадир. - Его дружелюбие казалось почти собачьим, как будто он пытался заслужить одобрение. - Что вы думаете обо всём этом, доктор Брайс? - Он повёл рукой в направлении строящихся сооружений. Сразу за ними стояла высокая башня, - по-видимому, что-то вроде телерадиовещательной антенны.
Брайс прочистил горло.
- Я не знаю. - Он хотел было спросить, что здесь строится, но решил, что его неосведомленность может поставить его в неловкое положение. Почему этот жирный фигляр, Фарнсуорт, не сказал ему, для чего его наняли? - Мистер Ньютон ждёт меня? - спросил он вслух, не глядя на Хопкинса.
- Конечно. Конечно. - Внезапно проявив деловитость, молодой человек провёл Брайса вокруг самолёта, за которым обнаружилась кабинка монорельса, оседлавшая поблёскивающий рельс, который, змеясь, уходил в холмы, окаймляющие долину, словно тонкая серебристая карандашная линия. Хопкинс откатил дверь кабинки, открыв взгляду приятный тёмный салон с обитым гладкой кожей сиденьем. - Эта штука доставит вас наверх, к дому, за пять минут.
- К дому? А до него далеко?
- Примерно четыре мили. Я позвоню туда, и Бриннар вас встретит. Бриннар - это секретарь мистера Ньютона. Наверное, он и будет проводить собеседование.
Брайс задержался на пороге кабины.
- Разве я не увижу мистера Ньютона? - Эта мысль его расстроила. Неужели, потратив два года, он так и не встретится с тем, кто создал «Краски мира», кто управляет крупнейшими нефтеперегонными заводами в Техасе, кто разработал 3D-телевидение, многоразовую фотоплёнку, АТФ-процесс переноса красителей - с самым незаурядным в мире гением-изобретателем, а может даже инопланетянином?
Хопкинс нахмурился.
- Вряд ли… Я здесь уже шесть месяцев, но я никогда его не видел - кроме как за стеклом вот этой самой кабины. Примерно раз в неделю он спускается сюда, - наверное, чтобы посмотреть, как продвигается работа. Но он никогда не выходит, а внутри так темно, что не видно его лица. Только силуэт за стеклом.
Брайс сел в кабину.
- И он ни разу не выходил? Чтобы слетать… куда-нибудь? - Он кивнул в сторону самолёта, где бригада механиков, появившаяся словно из ниоткуда, начала проверку двигателей.
Хопкинс ухмыльнулся - глупо, как показалось Брайсу.
- Только ночью, когда его не увидишь. Хотя я знаю, что он высокий и худой. Мне так сказал пилот самолета, - но это всё, что он сказал. Он не слишком-то разговорчив.
- Понятно. - Брайс нажал кнопку на двери, и та стала бесшумно задвигаться. Пока она закрывалась, Хопкинс сказал: «Удачи!», и Брайс быстро ответил: «Спасибо!», но не был уверен, что закрывшаяся дверь не заглушила его голос.
В кабинке было очень прохладно и тихо, - как и салон самолета, она была звуконепроницаемой. И так же, как самолет, она пришла в движение с едва заметным ускорением, набирая скорость так плавно, что движение почти не ощущалось. Брайс увеличил прозрачность окон, покрутив маленький серебристый регулятор, который был явно для того и предназначен, и стал смотреть на хрупкие с виду алюминиевые постройки и на группы занятых делом людей - зрелище необычное и приятное в этот век автоматизированного производства и шестичасового рабочего дня. Люди на стройке работали бойко, с воодушевлением, обливаясь потом под жарким солнцем Кентукки. Брайсу подумалось, что им, наверное, хорошо платят за то, что они приехали в это захолустье, так далеко от полей для гольфа, муниципальных игорных залов и прочих радостей рабочего человека. Он увидел молодого парня - здесь многие были молоды, - сидящего в кабине гигантского бульдозера; ворочая огромные массы земли, он улыбался от удовольствия, которое доставляло ему это занятие. На мгновение Брайс позавидовал его работе и его молодой безрассудной уверенности, такой естественной под этим жарким солнцем.