Человек, который видел все

Я рассказал ей, что в день, когда был сделан снимок, меня едва не переехали. Как я упал на переходе, выставив вперед руки, чтобы не удариться, и как потом никак не мог остановить кровь, льющуюся из разбитых костяшек.

– А кто снимал? Фото просто отличное. Потрясающее!

– Моя подружка.

– Как ее зовут?

– Вообще-то она бывшая подружка.

– Но имя-то у нее все-таки есть? – Зубы у Луны были неровными, наезжали друг на друга, а между передними маячила заметная щель.

– Дженнифер.

– И что же пошло не так?

– Не знаю. Если честно, даже не представляю, что пошло не так.

– Она заметила, что у тебя кровь на костюме?

Я пожал плечами. По неясным причинам мне не хотелось рассказывать, что после съемки мы с Дженнифер пошли к ней домой и занялись любовью. И что нам было не до обсуждений испачканных пиджаков, потому что хотелось побыстрее сорвать с себя одежду.

– Ты расстроен из-за того, что потерял ее? – Все так же держа в руках фотографию, Луна отошла в другую часть комнаты.

До сих пор я и сам себя об этом не спрашивал. Даже по-английски. Теперь же от меня требовалось ответить на этот вопрос по-немецки. Расстроило ли меня то, что я потерял Дженнифер? Откуда мне было знать?

В каком-то смысле это стало для меня облегчением. Но все-таки я ведь предложил ей выйти за меня, оставить подружек, собрать вещи, сменить почтовый адрес, переехать ко мне и прожить со мной жизнь. Я предложил ей обдумать эту идею, и тремя секундами позже она меня бросила. Раз я хотел, чтобы она отказалась от своей квартиры на Гамильтон-террас и обожаемой сауны, которая шла к ней бесплатным экзотическим бонусом, перевезла ко мне свою одежду и обувь, кастрюли и чайник, фотоаппараты и прочее оборудование, вероятно, наше расставание должно было меня расстраивать.

Почему Дженнифер вообще заявила, что между нами все кончено? Будто бы наказывала меня за некое неосознанное прегрешение, будто бы заранее знала, что в будущем я ее предам, и хотела положить конец нашим отношениям уже сейчас, потому что они все равно были обречены. Однажды она уже бросала меня, задолго до того дня, когда я сделал ей предложение. В тот раз пальцы у нее были выпачканы масляной краской. Мы, как и договаривались, встретились неподалеку от ее школы искусств, в книжном магазине «Фойлз» на Чарринг-кросс-роуд. Я хотел обнять ее, она же с силой толкнула меня в грудь обеими руками, и на белой футболке остались оранжевые следы ее ладоней. «Не оранжевые, – поправила она. – Этот цвет называется «желтый глубокий». Мы тогда были знакомы только три месяца. Что больше всего меня раздражало в Дженнифер Моро, так это то, что в свои двадцать с небольшим она была такой целеустремленной, как мне и не снилось. И благодаря этому чувствовала себя уверенно, даже когда представления не имела, что творит. В тот раз она с непререкаемой решимостью сообщила мне, что собирается в последний раз вымыть свои кисти и заняться фотографией. Что же такого ужасного я натворил? Может, предполагалось, что я стану горько оплакивать расставание с несчастными кисточками? Оказалось, накануне вечером я танцевал в клубе с одной из ее подружек. С Клаудией. Но между нами ничего не было, я просто положил руки ей на бедра. «Нет, – возразила Дженнифер. – Ты сунул руки ей под футболку». Интересно, то есть, танцуя с Клаудией, я должен был не замечать, что у нее есть тело? Между прочим, замечал я и то, как заглядывались на Дженнифер многие ее однокурсники. И нисколько не возмущался, ведь было бы странно, если бы они не восхищались ее красотой. Она была похожа на Ли Миллер, знаменитую женщину-фотографа из Америки. Правда, когда я сказал ей об этом, Дженнифер фыркнула: «Это ничего не значит».

Луна все еще ждала от меня ответа. И одновременно рассматривала фотографию, то приближая ее к лицу, то отодвигая.

– Да, – сказал я. – Я расстроен.

Что-то подсказывало, что такой ответ понравится Луне больше. Я прикоснулся к кончикам волос и прикрыл глаза.

– Сол, все нормально?

– Да.

Все ли со мной было нормально?

Каков был бы правдивый ответ на этот вопрос? И да, и нет. Эти «да» и «нет» существовали параллельно, как черные и белые полоски перехода через Эбби-роуд. Но что, если «нет» было больше, чем «да»? Значительно больше? А после я перешел на ту сторону…

Я открыл глаза.