– Это тебе, – пробубнил я, поставив ананас рядом с тортом, и, не дожидаясь ответа быстрым шагом, с трудом сдерживая желание пуститься бегом, вышел из здания. Свежий воздух ударил мне в лицо. Город просыпался. Кажется, я начинал ненавидеть утро.
Я гнал, как ненормальный. Знаете, я, как и большинство жителей мегаполиса, не всегда придерживаюсь правил дорожного движения, хотя искренне стараюсь их соблюдать. Все, за исключением правил, ограничивающих скоростной режим. То есть, я считаю, что данные правила «слегка не соответствуют нашему времени», и хотя противники моей теории в один голос утверждают, что в Европе с этим в разы строже, у меня всегда находится один неопровержимый аргумент: а при чём здесь Европа? Эта привычка времён развала СССР, во всём подражать Европе, утверждая, что там в миллион раз лучше и правильнее, мне порядком осточертела. Но я отвлёкся.
Так вот, я мчался, как ненормальный. Раньше я никогда не превышал допустимых пределов. Не потому, что не мог, просто не хотел. Зачем? Сейчас мне было плевать. Стрелка на тахометре медленно переползла за отметку шесть. Что-то душило меня изнутри, нечто стремилось вырваться наружу, и я мечтал так, как не мечтал ещё никогда и ни о чём, чтобы ему удалось это сделать. Прямо, налево, налево, на кольцо, прямо, налево, прямо, резкий поворот вправо, тормоз. Я стоял перед небольшим пятиэтажным зданием с обуглившимися окнами. Стоял и тяжело дышал. Я смотрел на него, а оно смотрела на меня. Смотрело своими выжженными глазами, смотрело своим выжженным нутром. Задыхаясь от переполнявших меня чувств, я медленно вышел из автомобиля. Не чувствуя ног, поднялся на пятый этаж. Вот она, та самая дверь, которую я видел совсем недавно. Сделав глубокий вдох, я толкнул её.
Меня встретила тишина. Сглотнув, чтобы прочистить моментально забившееся горло, я шагнул внутрь.
Он знал, что я приду. Прямо посреди комнаты, недалеко от старого зеленоватого кресла, стоял горшок с розой, завёрнутый в старую тряпку, так, что его легко можно перенести. А ещё чуть поодаль стояла жёлтая миска с нарисованной на ней маленькой коричневой косточкой. Подойдя поближе, я различил рядом надпись, выцарапанную чем-то острым. «Чаппи, друг, лучше которого нельзя желать». А чуть правее лежал старый теннисный мячик с хорошо заметными многочисленными следами зубов. И последнее: на маленьком, на удивление чистом платке, аккуратно лежал мой кошелёк. А рядом с ним записка с корявыми, выведенными угольками буквами: «Я взял немного денег. Прости, что не смогу вернуть. Спасибо тебе».
Покачав головой, я наклонился, и, засунув вновь приобретённый кошелёк в карман, другой рукой подхватил вязанку с цветком, развернулся и побрёл обратно.
Это всё, что я мог для него сейчас сделать.
Я шёл. И старался не думать, о двух телах, съёжившихся в углу комнаты. О старом человеке, повидавшем на своём веку немало зла и жестокости, и старом псе, не бросившем своего верного друга.
Аккуратно поставив горшок на заднее сиденье, предварительно подперев его курткой, чтобы во время поворотов, не дай бог, не сломать растение. Я медленно сдал назад.
Ситуация чем-то напоминала мне знаменитую историю о маленьком принце, правда, моя роль в этой драме пока оставалась для меня загадкой.
– Цветочком обзавёлся? Может, ещё вязать начнёшь?
Я моментально дал по тормозам. Сзади, разрываясь, заорала сирена, и справа от меня, совершив небывалый пируэт, вылетела чёрная иномарка. Представляю себе, что он обо мне подумал. Но я достиг цели. Я сразу подметил, что этот «плохой парень никогда не пристёгивается».
– Да ты вконец охуел, что ли?!
Я прикидывал, как мне поступить, если прямо сейчас Ганс набросится на меня. Из его разбитого носа неудержимым потоком лилась кровь. По ходу он неслабо приложился о приборную панель. Значит, я всё затеял не зря.
– Пристёгиваться надо, – как ни в чём не бывало констатировал я, и медленно нажал на газ.
Глава 10. На которую были возложены большие надежды
Ганс не появлялся уже дня два. И ровно столько же я не заглядывал на Серпуховскую. Накануне утром я краем уха услышал, как диктор во время утренних новостей говорил о том, что в последнее время астрономы наблюдают что-то, что я точно не смогу сформулировать, но общая идея в том, что усатые учёные дядьки очень обеспокоены тем, что по ночам не светят звёзды. Правда, сразу после этих слов, как всегда, последовало весьма логичное и очень научное объяснение феномена. Что, в общем-то, неудивительно: люди очень любят объяснять то, что на самом деле абсолютно не понимают. Будем считать, что это забавная видовая традиция.