Он впитывал ее молчание, накрепко зажмурясь, будто ждал удара по лицу. Но при этом он видел совершенно отчетливо, как она выгибает поясницу и позволяет гладким подводным животным всплыть из-под пены, подаваясь навстречу узкой полудетской ладони. Там, в ванной, горел яркий свет, усиленный зеркалами, и мокрая белизна блестела под ним, и ужасающе алые, длинные капли ногтей плавно стекали по бедрам, по мыльному лону в жаркий сугроб.
Наконец у нее нашелся достойный ответ:
– Я не могу спать с двумя мужчинами. Между прочим, тебе я тоже никогда не изменяла!
Ей было неприятно это говорить. В разнеженном голосе даже позвякивали слезы.
– Ну вот и ладно. И черт с ними, с двумя! – Безукладников уже проклинал свою несдержанность. – Как ты сейчас выглядишь?
– Как я могу выглядеть? Я вся голая.
– Ты сменила прическу?
– Я подстриглась – почти как мальчик. Говорят, очень идет. Откуда ты знаешь – ты меня где-то видел? Тебе понравилось??
C этого момента он лишь рассеянно поддакивал, уйдя в себя.
Разговор остался лежать и черстветь, как надкушенный бутерброд.
– Но ты ведь еще позвонишь? – загрустила Ирина. – Часов до восьми я всегда одна.
Он заверил почти машинально, что скоро позвонит, и вновь поплыл к дивану.
Спустя несколько минут полного оцепенения лежащий открыл глаза – и тут же вскочил, как ошпаренный. Новый паралич настиг его в положении стоя. Со стороны могло показаться, что Безукладников тронулся умом.
Часы показывали без десяти четыре. Очень тихо, едва ли не крадучись, он опять подошел к телефону. Соратница шефа была на месте.
– Раиса Алексеевна, это снова я. Можно глубоко интимный вопрос?
Она хмыкнула. Ей нравились такие подходы.
– Вот эту, извините, юбку…
– Какую юбку?
– Темно-зеленую, в которой вы сейчас… – Он подождал, не будет ли возражений. Их не было. – Вы сами шили?
– Безукладников, ты мне грубо льстишь. Это коллекционная вещь от Маши Ведерниковой. Ползарплаты вынула.
– Давно купили?
– В пятницу. А, кстати, когда ты успел разглядеть? Тебя же не было…
Он сидел, уронив трубку на колени, и насвистывал мотивчик из Моцарта.
Следующие полчаса были отданы безудержному экспериментированию. На этот раз обошлось без телефона. Безукладников подходил к шкафу, распухшему от разномастных книг, выбирал наугад взглядом молчаливый томик и спрашивал вслух, чуть форсируя голос, как если бы в квартире присутствовал кто-то еще:
– Здесь, помнится, где-то было про обезьяну в Индокитае… Какая же это страница?
Впрочем, он мог не напрягать голосовых связок и вообще молчать.
Ответ приходил немедленно. Безукладников снимал книгу с полки и без лишних листаний убеждался в абсолютной точности подсказки, полученной неизвестно от кого. Пришедшая на ум сто сорок девятая страница безошибочно оказывалась именно сто сорок девятой, с неопровержимым третьим абзацем снизу:
" – Видите ли, – отвечал Фальтер, – в Индокитае, при розыгрыше лотереи, номера вытягивает обезьяна. Этой обезьяной оказался я. Другой образ: в стране честных людей у берега был пришвартован ялик, никому не принадлежавший; но никто не знал, что он никому не принадлежит; мнимая же его принадлежность кому-то делала его невидимым для всех. Я случайно в него сел".
Довольный экспериментатор усложнял задачу – выбирал сто лет не читанную книгу (когда-то громкое восхищение этим романом было частью обязательной школьной программы) и наугад "заказывал" номер страницы, интересуясь ее содержимым. В тот же миг его бедный разум засевали какие-то пыльные аграрные показатели:
"По плану площадь весенней пахоты в Гремячем Логу должна была составить в этом году 472 гектара, из них 110 – целины. Под зябь осенью было вспахано – еще единоличным порядком – 643 гектара, озимого жита посеяно 210 гектаров. Общую посевную площадь предполагалось разбить по хлебным и масличным культурам следующим порядком: пшеницы – 667 гектаров, жита -210, ячменя – 108, овса -
50, проса – 65, кукурузы – 167, подсолнуха – 45, конопли – 13. Итого
– 1325 гектаров плюс 91 гектар отведенной под бахчи песчаной земли…"
Затем он утыкался в желтоватую страницу – и не верил своим глазам.
В конце концов, отойдя от шкафа, Безукладников изволил полюбопытствовать, сколько денег в его распоряжении. Нельзя сказать, что это был чисто спортивный интерес: последний раз он ел в больнице утреннюю кашу. Точный размер наличных финансов – 13 рублей 81 копейка – Александр Платонович выяснил, не открывая кошелька. Однако, тихо надеясь на ошибку, открыл и пересчитал. Тринадцать восемьдесят одна. Этой суммы не хватило бы даже на скромный ужин в соседней пельменной.
Он вовремя вспомнил, что в холодильнике оставалось несколько сиротливых яиц и удручающе пожилой маргарин.
(Эпизод с яйцами Безукладников рассказывал мне с особым комическим энтузиазмом, давясь нервными смешками. Вообще смех у него был странный, похожий на маскируемые приступы астмы. Смеясь, он как будто страшился одновременно двух вещей – сболтнуть лишнего и задохнуться.)