Человек, который знал все

Он помолчал, остужая ладони бокалом с остатками ледяного "Гиннесса".

– Спасибо хоть, не спрашиваете, есть ли Бог и что там, после смерти.

– Не за что. Представляю, как вас уже затерзали этими вопросами.

– Может, еще пива?..

– Мне хватит. А кстати, что там – после смерти?

Возвратясь домой поздней ночью, Безукладников вывалил деньги из сумки и отнес ее на помойку, где тщательно затолкал в мусорный бак.

Он отсчитал триста двадцать тысяч долларов для Сергея Юрьевича, выбирая пачки с крупными купюрами. Подумав, добавил для ровного счета еще тридцать тысяч, после чего сообразил, что передавать деньги ему не в чем. Делать он это собирался анонимно, а дарить какому-то Сергею Юрьевичу свой любимый кожаный портфель (хоть и затертый уже до белых залысин) – больно много чести. Безукладников порылся в бельевом шкафчике и нашел чистую наволочку: так даже романтичней. Хотя какая тут, к черту, романтика?

Набитая наволочка выглядела внушительно.

Спал он как убитый, а проснулся в семь утра от голода.

Продавщице круглосуточных "Продуктов" не приглянулись безукладниковские доллары. Она просто принесла из подсобки бутерброды с колбасой, и они мило позавтракали вместе, прямо за прилавком, пользуясь отсутствием других покупателей. "Надя, -предлагал растроганный Александр Платонович с полным ртом, – хотите совет? Не выходите замуж за Тимофеева! Он вас пьянством замучит. Вы будете на восьмом месяце, с вот таким животом, а он – в запоях. Через два года разбежитесь". Надя отвечала философски: "А куда деваться?" "Тоже верно", – грустил Безукладников, беря во внимание, что все четыре Надиных мужа будут пить одинаково много.

В маленький, похожий на аптечный склад офис Немченко он прибыл ровно в десять, подгадав такое время, чтобы Сергей Юрьевич еще доедал дома Иринины гренки, а его секретарша уже красила ресницы на рабочем месте. От своей неудобной наволочки Безукладников избавился, сказав как можно строже: "Директору – лично в руки. Он знает, для чего!" Секретарша лишь приподняла брови. Когда приехавший через полчаса Немченко стал допытываться, как выглядел посетитель, она уверенно ответила: "Симпатичный мужчина, только очень запущенный". Приблизительно так же она описывала всех и каждого: Лучано Паваротти – "симпатичный, только очень толстый", Михаил Горбачев -

"симпатичный, только очень лысый".

Сергей Юрьевич был потрясен. Еще до того как заглянуть внутрь, он узнал наволочку. Точно такие же, голубоватые, с двухцветной бледной полоской, запасливая Ирина, перебираясь к нему жить, захватила с собой.

Он спрятал деньги в сейф и уехал домой, сказавшись больным. Все последнее время он и вправду чувствовал себя скверно. Бизнес выглядел почти погибшим, Ирина – охладевшей. Но страшней всего угнетал неподъемный долг с пристегнутой к нему угрозой Шимкевича. Сергей Юрьевич ощущал себя удавленником, который уже засунул голову в петлю и теперь ждет, когда Шимкевич вышибет из-под ног табуретку. Деньги, чудом приплывшие неизвестно откуда, могли стать спасением. Если бы за этим не стоял какой-то дьявольский умысел – ловушка, недоступная уму.

Дома, незаметно от Ирины, он снова разглядел наволочку и обнаружил пришитую в углу, с изнанки, метку с линялым номерком из прачечной. Подушка, на которую Немченко прилег поболеть, была одета в те же цвета. Когда совпали и номера меток, он решительно приуныл. Доказанная непонятность как бы усиливала угрозу.

Возвышенной любовью Сережи Немченко со школьных лет была легкая атлетика, точнее, прыжки в высоту. Хотелось, чтобы жизнь походила на спорт, с понятным и справедливым законом: где усилие – там результат. Новое усилие – новый результат. Но, по некоторым признакам, жизнь была намного хуже спорта. Она выкидывала какие-то подлые случайности, капризничала, нарушала прямизну углов, оказывалась нелетной, как погода. Противопоставить ей Сережа мог лишь свою атлетическую фигуру, которой чистосердечно гордился, и спортивные навыки. Однако в самые темные, невнятные моменты, когда жизнь, попросту говоря, плевать хотела на его фигуру и навыки, требуя чего-то другого, он уходил в домашнее подполье, ежился, пережидал.

Следы указывали на бывшего Ирининого мужа. Но если даже поверить на минуту, что этот нелепый, ничтожный субъект смог раздобыть такое количество денег, то с какой стати он будет их дарить сопернику, более сильному и счастливому? От размышлений делалось еще хуже. Ясно было одно: жизнь продолжает оставаться мучительно, издевательски непонятной, и он опять в ней что-то упустил.

Сергей Юрьевич решил хотя бы неделю отсидеться.

Днем позже Коля Шимкевич закатил в своем офисе небывалую, неслыханную истерику – разбил и растоптал два телефонных аппарата, одну напольную вазу, скульптурные портреты богини Дианы и архангела Гавриила работы неизвестного мастера. Шимкевич визжал так, что в соседнем доме завыл от страха стаффордширский терьер.