Человек, личность, духовность

Химерическое отстранение от "вещи в себе", которое в философии Фихте символизирует внешний материальный мир, логически породило враждебное отношение к природе в целом, и исповедание стратегии господства человека над природой составляет особенность антропософии Фихте: идея покорения природы выступает условием главной цели концепции человека в воззрении Фихте - вселенского единения людей. Фихте проповедует: "После того, как эгоистические намерения уже больше не будут разделять людей и уничтожать их силы в борьбе друг с другом, им ничего не остаётся, как направить свою объединённую мощь на единственного общего противника, который у них остался - на противодействующую человеку грубую природу". Философ как бы не видит внутреннего разногласия между отрицанием всех материалистических пертурбаций сознания и утверждением типично материалистического императива о верховенстве человека, и в интердикте на материализм как бы не ощущает диссонанса с призывом "...того высшего господства над природой, которое налагает на последнюю, несмотря на её сопротивление, величественную печать человечества, как рода, т.е. печать идей, и в котором состоит истинная сущность прекрасного искусства...". Философские сентенции по поводу владыческой миссии человека в природе несут в себе достаточно показательную особенность и наряду с декретированием властных прерогатив человека почти непременно обнаруживают контрдоводы и противоположные суждения; не лишено этой особенности и сочинение Фихте, который находит проникновенные слова с обратным смыслом высказывания: "Природа, в которой я должен действовать, не есть чуждое и без всякого отношения ко мне созданное существо, в которое я не могу проникнуть. Она создана по моим же законам мышления и должна находиться с ними в соответствии; она всегда должна быть для меня познаваема, постигаема и проницаемая до самой своей глубочайшей сущности. Она всегда выражает только отношение меня самого ко мне же самому, и, как несомненно я могу надеяться познать самого себя, так же несомненно могу я обещать себе исследовать её. Если я буду искать только то, что я должен искать, то я найду; если только я буду спрашивать о том, о чём я должен спрашивать, то я получу ответ" (1993, т.2, с.с. 180, 387-388, 161).

В зоне враждебного влияния природных сил Фихте устанавливает полигон для проявления второй главной антропософской категории - веры, и о вере он говорит только в связи с условиями возникновения деятельности не-Я как диалектического партнёра в действованиях Я. Будучи в составе метода человека органом, способствующим эффективному протеканию деятельности и дающим сознанию чувство реальности возникающим в нём влечениям, в сфере философии человека вера превращается в оправдание человека. Это совершенно новая духовная ипостась (не путать с "верой-оправданием" в богословском толковании, к примеру, у христианских лютеранцев), не затронутая разумом, и, по понятным далее причинам, Фихте не углубляется ближе в эту тематику, а затрагивает её, отмечая свойства духа, имеющие отношение к антропософии. На фоне глубочайшей рефлексии разума, как первой главной антропософской категории, выполненной немецким философом на уровне вечных шедевров, атрибут веры представлен недифференцированным дееспособствующим основанием конечного разума, некоей слитной духовной массой, действующей как генератор в области выпадения из всеобщего Я ограниченного Я и появления зачатков не-Я из мыслимой сферы "вещи в себе". Вера, выделенная из рассуждений Фихте в качестве оправдания человека, несёт в себе некоторые признаки функциональной деятельности Я: во-первых, формирование цели деятельности, данной в форме той или иной меры осознанности мотивации своего собственного состояния, и. во-вторых, ощущение долгосрочных задач на уровне надежды или результат цели. По сути логики, используемой Фихте в своём учении, атрибут веры вовсе не был нужен философу и он совершенно непринуждённо все апории и дилеммы своего грандиозного предмета решал с помощью чудодейственного Я, магически оперируя ощущением, осязанием, мышлением, разумом и прочими инструментами, способных к рациональным процедурам, и нигде не преступая за границы ratio; так что вера, не утрачивая в умозрении Фихте своего генетического свойства быть алогичным и иррациональным сущим, тем не менее, несёт в себе признаки некоей рациональной веры.