Но даже в таком "некомфортабельном" виде вера явила свою фундаментальную черту. Фихте резюмирует свои рационалистические постижения: "потребность действовать - первоначальное; сознание мира - производное. Мы не потому действуем, что познаём, а познаём потому, что предназначены действовать; практический разум есть корень всякого разума". Если практический, то бишь рационалистический, разум есть корень, то почвой, в которой он произрастает, оказывается верой, именно рациональной верой в эффективность своей деятельности, в возможность достичь требуемого результата; если деятельность есть предпосылка разума, то вера суть условие деятельности. Фихте пишет: "Голос из глубины моего существа, которому я верю и ради которого я верю во всё другое во что я верю, повелевает мне действовать не только вообще". А это значит, что деятельность необходимо обязана быть снабжена целью и надеждой, но при этом они не являются, а становятся содержанием веры на той стадии, когда она превращается из подсознательного влечения в рациональную веру
, тобто хотение, веление, и Фихте указывает: "Цель определяется не содержанием веления, но наоборот: непосредственно данное содержание веления определяет цель. Я говорю: веление действовать само по себе ставит мне цель; то же самое, что заставляет меня думать, что я именно так должен действовать, заставляет меня так же верить, что из моих действий произойдёт нечто" (1993, т.2, с.с. 167, 161, 168) Если из этих душевных многообразных движений попытаться извлечь нечто общее, то в итоге окажется уникальность
веры: вера резко индивидуализирована, она исходит из отдельно взятого человека и возвращается к этому же человеку. Вера не может передаваться, извлекаться, обмениваться, - вера может только переживаться, и потому она суть духовный скелет человека. Все те движения, с которыми связана вера в той или иной форме - влечения (подсознательная вера) или веления (рациональная вера), в такой же мере становятся индивидуальными, и, точнее, индивидуализм человека обеспечивается через веру. Интуитивно Фихте предвосхитил в этом главное положение гения вероучения Сьёрена Кьеркегора, который указал: "Вера никак не может быть опосредована и введена внутрь всеобщего, поскольку в этом случае она оказалась бы снятой", ибо неосознанно Фихте улавливал то главное качество веры, которое Кьеркегор возвёл в "парадокс веры": "парадокс веры таков: единичный индивид выше, чем всеобщее..."(1993, с.с. 68, 67). Поэтому Фихте только обозначил веру и отстранился от свойственной ему манеры досконально препарировать предмет, а всю её сущность целиком растворил в воле - объекте, более поддающемуся рациональному внушению. Хотя Фихте контурно отметил фундаментальную черту веры - индивидуальность, но индивидуализм веры выпадает из общей концепции человека, созданной Фихте, - и это суть самое главное. В этой связи пристального внимания к себе требует фихтевская фигура Я
, которая прежде была преподнесена как философское тело в качестве предмета философии и как субъективная данность - носителя разума, что было достаточно на стадии изучения фихтевского метода человека. На этой стадии существенным было выявление органического единства веры и разума, давшего основание, на котором воздвиглось здание новой науки - антропософии, но этого оказалось недостаточно для понимания фихтевской философии человека, ибо основание последней положено немецким мыслителем в другом аспекте и когнитивная характеристика основоположения философии человека у Фихте отлична от такового в антропософии. Основополагание фихтевской философии начинается с априорного созерцания: "Разум присущ всем и у всех разумных существ совершенно один и тот же. Что заложено как способность в одном разумном существе, то заложено и в другом" и заканчивается категорическим императивом: "В наукоучении мы видим как раз обратное отношение; там единственно разум существует в себе, а индивидуальность - только акциденциально; разум - цель, а индивидуальность - средство; последняя - только особый способ выражать разум, способ, который должен всё более и более теряться во всеобщей форме разума. Только разум для него вечен; индивидуальность же должна непрерывно умирать" (1993, т.1, с.с. 534, 533).