Человек, личность, духовность

Шопенгауэр понимал: "Именно вследствие присущей каждому сознанию субъективности всякий составляет для себя самого весь мир, ибо всё объективное существует лишь косвенно, как простое представление субъекта, так что всегда всё держится на самосознании. Единственный мир, который каждому действительно знаком и о котором он знает, он носит в себе как своё представлении, и этот мир есть поэтому его центр. Вот почему всякий бывает для себя всё во всём: он находит себя как вместилище всякой реальности, и для него ничего не может быть важнее, чем он сам". Здесь явственно звучат нотки арии Штирнера о Единственном как самозначимой личности с автономным самосознанием, но, как и Штирнер, Шопенгауэр тут же дезавуирует это впечатление, переведя стрелки на другую особенность сознания, а самому самосознанию предназначает роль штирнеровского эгоизма, но с прямо противоположным, отрицательным знаком. У Шопенгауэра сказано: "...что во всём вообще нашем сознании гораздо значительнейшая часть принадлежит не самосознанию, а сознанию других вещей, или познавательной способности. Эта последняя всеми своими силами направлена вовне и служит ареной (с более же глубокой точки зрения, необходимым условием) для реального внешнего мира, по отношению к которому она прежде всего действует как наглядно представляющая, а затем, как бы перемалывая добытые этим путём, перерабатывает их в понятия: бесконечные, с помощью слов осуществляемые комбинации понятий и составляют мышление. Таким образом, самосознание будет то только, что остаётся за вычетом этой далеко значительнейшей части всего нашего сознания. Уже отсюда видно, что область его не может быть велика..."(1992, с.с. 197, 51-52).

Сужение поля предикации самосознания и акцент на малую значимость самосознания в объективной жизни человека слагает характерную особенность философского миросозерцания Шопенгауэра, в силу которой он, невзирая на резкое неприятие воззрений Фихте и Гегеля, оказывается идеологически привязанным к гносеологическим основам западной концепции человека. Для познания человека, как такового, немецким философом используется специфически свой, шопенгауэровский, аспект, а именно, - аспект динамического состояния человека, или состояния непрестанного хотения, - как говорит мыслитель о человека: "Он - сплошное конкретное хотение, сплошная нужда, сросток из тысячи потребностей". В философии Шопенгауэра понятия воля и воля к жизни синонимичны, ибо не может быть никакой воли вне действия, поступков, динамики, а сама воля явлена не только через них, но и в этих динамических актах. Если Фихте, а особенно Шеллинг, достаточно широко оперировали представлением о деятельностной способности сознания, которую они называли интеллигенцией, то для Шопенгауэра не было надобности в этой терминологии, ибо его воля выражала имманентную сущность человека в целом. Шопенгауэр говорил: "Волевой акт и действие тела не два объективно познанные различные состояния, объединённые связью причинности; они не находятся между собой в отношении причины и действия: нет, они одно и то же, но только данное двумя совершенно различными способами, - во-первых, совсем непосредственно и, во-вторых, в воззрении для рассудка. Действие тела не что иное, как объективированный, т.е. вступивший в поле зрения, акт воли" и уточнял: "Каждый истинный, настоящий, непосредственный акт воли в то же время и непосредственно - проявляющийся акт тела; в соответствии с этим, с другой стороны, и каждое воздействие на тело в то же время и непосредственно - воздействие на волю"(1998, с.с. 548, 228, 229). Итак, "моё тело - объективность моей воли" - это есть вторая дефиниция воли в представлении Шопенгауэра, самым ярким моментом которой служит включение в объём воли человеческого разума.

И, наконец, третья, и генеральная дефиниция воли гласит: воля - это вещь в себе, как максимально возможная всеобщность, которая составляет основания всего сущего, но сама безосновна: "Она - самая сердцевина, самое зерно всего частного, как и целого; она проявляется в каждой слепо действующей силе природы, но она же проявляется и в обдуманной деятельности человека: великое различие между первой и последней касается только степени проявления, но не сущности того, что проявляется" (1998, с. 244). А самым ярким моментом этого дефинитивного представления выступает парадоксальное определение Шопенгауэром идеи: "Итак, я понимаю под идеей каждую определённую и твёрдую ступень объективации воли", в свете которой все глубокомысленные пассажи И. Канта в этом направлении объявлены Шопенгауэром "злоупотреблением".