Человек может

О ком он думал, когда записал о «человеке первоклассном»? — спросила у себя Лена. — И встречала ли я таких людей?..

7

Все это очень просто. Нужно только, не считаясь с модой, надеть босоножки на высоком каблуке. И от этого нога станет словно меньше. Чуть укоротить юбку — теперь так носят. Переделать силоновую голубую кофточку — обрезать рукава и пришить черный узкий воротничок из бархата. Слегка, чуть-чуть, так, что не поймешь сразу, подкрашены ли они, провести по губам помадой. Перехватить собранные сзади волосы ниткой стеклянных, под бирюзу, бус. И даже старый Бошко смотрит на тебя особенно одобрительно, а мужчины в твоем присутствии начинают разговаривать неестественными горловыми голосами, и женщины справляются об адресе твоей портнихи. И на улице — оглядываются. Женщины. Но чаще — мужчины.

Все это очень просто. Труднее другое. Быть нужной. Приятной легче быть, чем нужной.

Валентин Николаевич очень небрежно, так, между прочим, предложил ей встретиться в воскресенье — погулять, проехать по Днепру на глиссере. И довольно равнодушно он сказал: «Вот и очень хорошо», когда она согласилась. И все-таки было что-то такое — нет, даже не в выражении лица и не в голосе, а в том, как он глубоко затянулся дымом своей сигареты, что она почувствовала — это свидание для него очень важно.

Они договорились встретиться в парке над Днепром, у лестницы к видовой площадке, которую, как сказал Валентин Николаевич, он только недавно открыл.

Лена, как они и договорились, пришла ровно к десяти часам, хоть это ей стоило некоторых усилий — она с опозданием вышла из дома, а троллейбусы, как назло, были переполнены.

Несмотря на ранний час, в парке уже было много людей, а когда она подошла к назначенному месту, она стала свидетельницей странной сцены. Ход на лестницу был загорожен широкой красной лентой. Перед лестницей стоял Валентин Николаевич, в сером костюме, с темным галстуком, и сдержанно объяснял толпившимся вокруг него людям:

— Не спешите, товарищи, сейчас придет начальство и состоится торжественное открытие лестницы. — Он взглянул на часы. — Еще несколько минут.

У него был преувеличенно торжественный вид, как у распорядителя на похоронах. Лена нерешительно выглянула из-за спин окружающих его людей.

— Ну вот, я же говорил, — пробормотал Валентин Николаевич. — Позвольте, пожалуйста, — он пропустил Лену вперед. — Оркестра мы дожидаться не будем… — Он не закончил фразы, подвел Лену к лестнице, вынул из кармана ножницы и громко объявил: — Итак, товарищи, вы присутствуете на торжественном акте. — Он передал Лене ножницы. — Прошу вас разрезать ленту.

— Что это значит? — спросила Лена.

— Режьте скорей, — шепнул Валентин Николаевич, — пока не позвали милиционера.

Очевидно, ножницы были только что куплены. На металле еще сохранилось машинное масло. Лена разрезала ленту. Валентин Николаевич взял ее под руку, и они первыми поднялись на видовую площадку, а за ними уже пошли остальные.

— Ну и порядки, — ворчливо говорил какой-то старичок в соломенной шляпе своей спутнице — моложавой вертлявой женщине. — Я сюда ходил по меньшей мере сто раз. А только сейчас выдумали сделать торжественное открытие. Как будто это памятник или музей…

— И каждый раз вы бывали здесь с другой дамой? — кокетливо спросила его спутница.

Валентин Николаевич извлек из кармана пиджака свернутый в трубку лист бумаги.

— Прошу вас познакомиться.

Лена развернула бумагу. На листе было напечатано:

План культурных мероприятий.

1) Торжественное открытие видовой площадки парка и изучение топографических особенностей Днепра и Заднепровья — 10 ч. 00 мин. — 10 ч. 15 мин.

2) Завтрак — 10 ч. 15 мин. — 11 ч. 15 мин.

3) Доставка трудящихся на такси к пристани — 11 ч. 15 мин. — 11 ч. 30 мин.

4) Катание на глиссере по Днепру — 11 ч. 30 мин. — 13 ч. 30 мин.

5) Самодеятельность (время определяется по желаниям, высказанным трудящимися).

— Хорошо, — сказала Лена. — Только я уже завтракала. Правда, если вы…

— Нет, нет… Тогда погуляем по парку?

— А быть может, просто спустимся на набережную?

…Глиссер оставлял за собой широкую дорогу из пенных струй. У самого борта кипящая вода вздымалась, превращаясь в водяную пыль, и солнце в ней дробилось маленькой устойчивой радугой. Лена опустила руку в воду и вскрикнула — она нечаянно обрызгала и себя, и Валентина Николаевича, и водителя глиссера — пожилого, желчного, молчаливого человека.

С набережной они возвращались, поднимаясь крутыми аллеями и лестницами, в тот же парк над Днепром, где встретились утром. Лена устала. Новые босоножки оказались на редкость неудобной обувью.

— Присядем, — предложила она.

— Пожалуйста, — согласился Валентин Николаевич.