Человек на минбаре. Образ мусульманского лидера в татарской и турецкой литературах (конец ХIХ – первая треть ХХ в.)

Стихотворение Г. Тукая написано в призывно-публицистической манере, характерной для ряда произведений поэта этого периода. Не принимая общественно-политическую ситуацию, которая сложилась и в России, и в Турции, Г. Тукай выступил как гражданский поэт яркого патриотического направления. В стихотворении прозвучал голос той интеллигенции, которая сделала главный выбор – осталась на родине вместе со своим народом.

В целом российские мусульмане хорошо понимали, что Османская империя на рубеже XIX–XX вв. переживала период упадка, вернее, свой финальный этап в истории, что выражалось не только в территориальных, но и моральных потерях, поэтому они не идеализировали ни султана, ни саму империю. Также нельзя сказать, что для данного периода характерна идеализация татарами русского царя, хотя монархические силы всячески стремились к этому. По официальной этике в дореволюционной России не ставились монументы живым императорам. Однако потрясшая Россию трагическая гибель императора Александра II дала повод устанавливать памятники, со стороны церкви была попытка трансформировать «образ царя-освободителя в образ царя-мученика, царя-реформатора, принявшего мученический венец»[73]. Реакция мусульман на это была неоднозначной. Например, когда городская дума Саратова начала строить памятник императору Александру II и выделила 100 тысяч рублей, местные мусульмане не поддержали это начинание, указывая на то, что народ не знает, что он голодает, а тут строятся стотысячные памятники[74].

Вернемся к юбилею 1913 года. Событию, имевшему особое значение в истории Российского государства, поддерживавшему государственную идеологию и проникнутому пафосом государственности. Те стихи, которые сегодня забыты, были пронизаны именно этим пафосом. Отталкиваясь от того, что правитель есть служитель государству, поэты акцентировали свое внимание на изображении добродетели, которая должна являться основой правления, ибо именно она делает правителя «любимцем народа». В этом тюрко-мусульманский образ идеального правителя схож с православным[75]. Вплоть до Февральской революции в татарском обществе жила вера в то, что «царь-то добрый, да худые бояре», царь дан от Бога, от Бога он справедлив, только вот не ведает, что творят бояре и князья. Сакрализация образа царя и связанная с этим наивная вера народа в него как в заступника, иллюзии, что именно он избавит от всех бед, как видим, в полной мере отразились и в произведениях Г. Тукая:

К нам с севера бегут порой, белея, тучи;
Мы смотрим и твердим: «Какой счастливый случай!»
Нам кажется: то царь, то сам властитель трона.
Он точно едет к нам, он слышит наши стоны.
Татарам-беднякам несёт он благодать.
Уж мы теперь вздохнём – не вечно ж нам страдать!

(«Чаяния народа по случаю великого юбилея». 1913. Пер. В. Ганиева

)

Существует несколько переводов данного стихотворения, и каждый переводчик иначе подходит к интерпретации тукаевского образа царя. Один из переводчиков в своем выступлении указал на «разночтения» этого произведения Г. Тукая[76]. Н. Ахмеров выделил две основные проблемы в этой области: первое: идеологический подход к тукаевской поэзии, которая «по диапазону идей, образов, чувств и мыслей столь широка, что из неё можно черпать подтверждения чуть ли не любых идеологических установок. При желании его можно представить монархистом или антимонархистом, клерикалом или антиклерикалом, националистом или интернационалистом, революционером или консерватором». Вторая проблема связана с особенностями языка. Н. Ахмеров считает, что многие переводчики не учитывают особенности тюркских языков и пытаются применять к татарской поэзии такой же принцип, который уместен в переводах со славянских языков. «В большинстве известных переводов все части этого стихотворения, в которых говорится о русском царе, – пишет Н. Ахмеров, – просто выброшены, и читателю предъявлены только третья и четвёртая строфы. Получается, что произведение целиком посвящено исключительно дружбе русского и татарского народов, а о русском царе в нём и речи не идёт». Таким, например, является перевод данного стихотворения, выполненный Р. Бухараевым и названный им «На русской земле»[77].

В литературоведении выявлены основные причины множественности переводов: неисчерпаемость содержания художественного текста, темпоральность переводов, понимаемая как более быстрое, чем оригинал, «устаревание», вызываемое изменениями в истории языка, художественных вкусов и направлений переводящей литературы; влияние экстралитературных факторов (культурных, идеологических и др.)[78].