— Потому что я знала его лучше, чем кто-нибудь другой. — Полетт поставила свой коктейль на кофейный столик и прикурила сигарету. — Я знала, что он думает о наркотиках. Как и по любому другому поводу, его позиция в этом вопросе была очень твердой. Гуннар не испытывал к наркоманам ничего, кроме презрения, хотя, конечно, у него самого были собственные «наркотики»: гаванские сигары, бренди и сортовое шампанское. Но еще большее отвращение он питал к толкачам и поставщикам любого зелья, даже марихуаны. На «Фэрайле» — последнем судне, на котором служил ваш отец, — он арестовал одного из членов команды за попытку провезти героин. Понимаете, он поступил с ним по законам восемнадцатого столетия: запер в каюте, а потом, когда корабль пришел в порт, передал федеральным властям. А ведь это произвол, и за это вполне могли выгнать со службы или подвергнуть бойкоту со стороны профсоюза моряков — если бы тот человек оказался невиновным. Но в качестве доказательства у капитана был героин, поэтому парень предстал перед судом и сел в тюрьму. И это не сказки о морских нравах — я успела хорошо изучить этого чокнутого. Да, Гуннар Ромстед был немного не в себе и носился как с писаной торбой со своими ста шестьюдесятью процентами коэффициента интеллект та… Но я ведь собиралась рассказать вам, как мы познакомились. Это случилось почти пять лет назад.
Полетт немного помедлила, помешивая соломинкой лед в своем бокале. Когда она подняла на Ромстеда глаза, они светились лукавством.
— А это забавно — рассказывать сыну о любовной интрижке с его отцом. Я чувствую себя потаскухой или даже растлительницей несовершеннолетнего.
— Будет вам, — отмахнулся Ромстед. — Для своих тридцати шести лет я довольно неплохо развит.
— Ну хорошо. Уверена, что так оно и есть… Произошло это в 1967 году. Мой муж, Стив, был бизнесменом, занимался недвижимостью и земельными участками в Неваде и Южной Калифорнии; однако у него возникли проблемы со здоровьем, и он потихоньку отошел от дел. Жили мы тогда в Ла-Джолле, у нас там был дом, и мы часто ходили на яхте в море. В юности Стив был помешан на океанских регатах, но когда здоровье стало его подводить, оставил это занятие. Продал свою тридцатидевятифутовую спортивную яхту и купил тридцатишестифутовый прогулочный шлюп, с которым вполне можно было справиться вдвоем; на нем-то мы и собирались отплыть в Гонолулу. А тут Лью Боннер попросил прихватить с собой Джери. Лью в то время работал у Стива, управлял складом строительных материалов. Мы оба знали Джери и любили ее. Она была очень милым подростком, но понемногу стала хипповать, и это начало беспокоить Лью. Ведь спортсмены в большинстве своем отличаются весьма консервативными взглядами — ой! Чувство такта я унаследовала от семейки Кармоди — не сразу сообразила, что вы тоже спортсмен.
Ромстед пожал плечами:
— Я никогда не выступал за Национальную лигу.
— Ну так вот. Их родители умерли, и Лью заботился о девочке с тех пор, как ей исполнилось шестнадцать. Джери ходила в государственную школу в Сан-Диего, но потом бросила учебу и стала болтаться с компанией непутевых подростков в Дель-Мар. Она была влюблена в море и конечно же ожидала, что путешествие будет полным отпадом — или как там они выражались тогда, — и поэтому с радостью поехала с нами.
Все шло отлично, пока где-то в тысяче миль от Гонолулу мы не попали в самую настоящую переделку. Шторм не шторм, но ветер постоянно усиливался, и не успели мы опомниться, как стало ясно, что у нас слишком много парусов, а спускать их слишком поздно. Нас закружило, завалило набок, мачта с парусами полетела за борт, а шлюп зачерпнул столько воды, что затопило весь трюм. Но самое ужасное было то, что Стив в какой-то момент потерял равновесие и его сильно швырнуло через всю палубу. Он налетел на что-то прямо солнечным сплетением. Он страдал от адской боли и еле двигался. Радио испортилось, и мы не могли вызвать подмогу, а вдвоем с Джери нам было не справиться со всем этим хаосом на борту. Мы устроили Стива как можно удобней, дали ему обезболивающих таблеток из аптечки, но сами оказались совершенно беспомощными.
К счастью, мы находились вблизи пароходной линии Лос-Анджелес — Гонолулу и на исходе того же дня заметили на горизонте корабль. Мы несколько раз выстрелили сигнальными ракетами, но нас то ли не заметили, то ли не обратили внимания — в общем, корабль ушел. На закате солнца умер Стив. Когда мне порой снится эта страшная ночь, я до сих пор просыпаюсь в холодном поту. Мы с Джери думали, что никогда больше не увидим рассвет, но мы были в таком состоянии, что нам уже было все равно. А с наступлением утра показался еще один корабль. Мы выпустили остаток наших сигнальных ракет, нам оставалось только молиться. И тут корабль изменил курс и приблизился к нам. Это был «Фэрайл».