Человек на все рынки: из Лас-Вегаса на Уолл-стрит. Как я обыграл дилера и рынок

Чтобы еще более усилить давление на них, прокуратура начала связываться с нашими вкладчиками и организовывать получение повесток для их вызова в Нью-Йорк и дачи показаний (о чем?) перед расширенной коллегией присяжных. Поскольку участие вкладчиков в работе компании было пассивным и они никак не вовлекались в ее операции, такие повестки ничем не могли помочь обвинению, которое Джулиани выдвигал против Ригана и прочих. Они могли только обеспокоить и разозлить самих вкладчиков, возможно, настолько, чтобы они вышли из товарищества.

Одна из наших вкладчиц возвращалась как-то из магазина в свой загородный дом в Северной Калифорнии с полной машиной продуктов. По ее рассказу, дело было солнечным августовским днем, и в сухом пустынном воздухе стоял сосновый аромат, напоминающий о незабываемой летней атмосфере озера Тахо. Доставая сумки из машины, она заметила, что на другой стороне улицы припаркован помятый седан с проступающими сквозь краску пятнами ржавчины. Такая машина была явно неуместной в этом районе, и, когда двое неряшливого вида мужчин вылезли из нее и направились к нашей вкладчице, та забеспокоилась. Мужчины привезли ей повестку федерального прокурора, согласно которой она должна была приехать в Нью-Йорк и дать показания по делу Princeton Newport на заседании расширенной коллегии присяжных.

Эта дама, высокая, собранная и элегантная, в прошлом принадлежавшая к художественной среде, вращалась в светских кругах Сан-Франциско. Для начала она попросила мужчин помочь ей занести в дом покупки. Они разговорились, и она сказала, что ничего толком не знает о деле Princeton Newport, но будет рада помочь. Она всегда готова лишний раз съездить в Нью-Йорк. Они ведь поселят ее в ее любимом отеле и будут доставать ей билеты в театры и бронировать места в ресторанах, правда? Кроме того, ей понадобится информация о том, какие выставки идут сейчас в музеях – Метрополитене, Гуггенхайме и Уитни, – и, кстати, не могли бы они заодно найти ей программу концертов в Карнеги-Холле?

Ошарашенные распространители повесток поспешно ретировались, и с тех пор она не имела от мистера Джулиани никаких известий.

Не все наши инвесторы вели себя столь же решительно, но ни один из более чем девяноста вкладчиков нашей компании не сдался. Никто из них не забрал своего вклада. Джулиани признал, что его действия были блефом, тем, что в итоге ни один из вкладчиков не был вызван для дачи показаний. И тем не менее мы ожидали, что он развалит наше предприятие, если только Риган не поможет ему добиться осуждения Милкена и Фримена.

Вкладчиков беспокоила возможность конфискации принадлежавших им активов товарищества по закону РИКО, а также сомнения в некоторых из руководителей принстонского отделения компании, порожденные этим расследованием. Меня также тревожили эти соображения, а также то обстоятельство, что принстонский офис не особенно охотно делился со мной информацией о деле. Например, когда государственные службы сделали расшифровку записей переговоров в операционном зале и предоставили ее обвиняемым, я попросил их показать ее мне. Несколько недель я получал только отговорки и обещания. Тем временем юристы товарищества PNP, не принадлежавшие к группе адвокатов защиты, также получили экземпляр этой расшифровки. Они сразу выслали мне его копию по моей просьбе. Адвокат одного из обвиняемых, узнав об этом, пришел в ярость и потребовал увольнения юристов PNP. Когда я прочитал эту пачку документов толщиной сантиметров тридцать, я понял, почему меня пытались не допустить до них. В них черным по белому были изложены разговоры, обнародование которых могло доставить их участникам массу неприятностей.

Судебные издержки для обвиняемых оценивались в 10–20 миллионов долларов. Невозможно было предсказать, сколько будет тянуться это разбирательство и чем оно закончится. В случае признания обвиняемых виновными судебные издержки должны были быть отнесены на их собственный счет, а в случае установления их невиновности их должно было оплачивать товарищество. Чтобы как-то разрешить эту ситуацию, я договорился о предварительной равной выплате обвиняемым по 2,5 миллиона долларов. Эта сумма должна была целиком и полностью покрыть обязанности товарищества по оплате их судебных издержек. Помимо этой выплаты товарищество было обременено еще и своими собственными, весьма значительными, юридическими расходами.

Прибыль PNP в течение этого непростого года оказалась на невысоком уровне – 4 %. Ее уменьшение было вызвано не только тратой миллионов на судебные издержки, но и тем, что принстонское отделение, занятое собственной защитой, не могло уделять нормальной работе компании достаточного времени. К концу 1988 года я не видел для PNP никаких достойных перспектив. Я заявил о своем уходе. Вкладчики последовали моему примеру, и товарищество постепенно завершило свою работу.