Человек наизнанку

— Тут я с тобой согласен, — произнес Адамберг. — Массар явно не Джон Падуэлл.

— Тогда почему ты нам уже битый час о нем толкуешь? — спросил Солиман.

— Я так рассуждаю.

— Так не рассуждают. Это же противоречит здравому смыслу.

Полуночник ткнул Солимана своим посохом.

— Уважай старших, — напомнил он и обратился к комиссару: — И что ты собираешься делать, парень?

— Полиция решила опубликовать фотографию Массара и объявить его в розыск. Судья считает, что для этого имеются все основания. Завтра его физиономия будет во всех газетах.

— Прекрасно, — сказал Полуночник, довольно улыбаясь.

— Я говорил с Интерполом, — добавил Адамберг. — Попросил у них досье на Падуэлла. Мне пришлют его завтра.

— Да на кой оно тебе сдалось? — снова завелся Солиман. — Даже если техасец прикончил Элуэна, зачем ему было трогать Серно и Деги? А тем более мою мать.

— Не знаю, — признался Адамберг. — Что-то не сходится.

— Тогда почему ты уперся и не хочешь об этом забыть?

— Не знаю.

Солиман собрал посуду со стола, убрал ящик, табуреты, голубой тазик. Потом подхватил Полуночника под лопатки и под колени и отнес его в кузов, на кровать. Адамберг провел рукой по волосам Камиллы.

— Иди ко мне, — позвал он, немного помолчав.

— Я боюсь за твою руку, вдруг я сделаю тебе больно, — покачала головой Камилла. — Лучше спать порознь.

— Не лучше.

— Но так ведь совсем неплохо.

— Да, неплохо. Но и не хорошо.

— А если я действительно сделаю тебе больно?

— Нет, — сказал Адамберг, тряхнув головой. — Ты никогда не делала мне больно.

Камилла заколебалась, не в силах сделать выбор между покоем и хаосом.

— Ведь я тебя больше не любила, — тихо сказала она.

— Это временно.

XXXIII

На следующее утро тот же жандарм, что накануне привез Адамберга, заехал за ним и доставил в жандармерию Белькура; Адамберг пробыл два часа в камере, где провела ночь Сабрина Монж. Одиннадцатичасовым поездом прибыли Данглар и лейтенант Гюльвен, Адамберг передал им с рук на руки молодую женщину, надавав им множество никому не нужных инструкций. Впрочем, комиссар слепо доверял Данглару, считал его человеком в высшей степени деликатным и гораздо лучше умеющим обращаться с людьми, нежели он сам.

В полдень его отвезли в жандармерию Шаторужа: туда должно было прийти досье на Падуэлла. Тамошний аджюдан Фромантен, краснолицый и коренастый, полная противоположность Эмону, не желал помогать штатским, то есть криминальной полиции. Он полагал — и небезосновательно, — что комиссар Адамберг, находясь вне зоны своей компетенции и не представив никаких документов, подтверждающих его полномочия, не имеет права ему приказывать; впрочем, Адамберг делать этого и так не собирался. Просто он, как в Белькуре и в Буре, запросил определенную информацию и дал несколько советов.

Аджюдан Фромантен был трусоват, он кое-что слышал об Адамберге, и не только хорошее. Однако он оказался падок на лесть, чем немедленно воспользовался комиссар, пустив в ход свои способности и совершенно очаровав его. Так что в конце концов в распоряжении Адамберга оказался и сам толстяк аджюдан, и все его подчиненные.

Фромантен тоже ждал факса из Интерпола, гадая, что может интересовать комиссара в этом старом деле, не имеющем ничего общего с кровавыми нападениями Меркантурского зверя. По крайней мере, как они узнали из рассказа сестры Элуэна, горло Симону никто не перегрызал, американец просто застрелил его, всадив пулю в сердце. Правда, перед этим Падуэлл, в отместку за свое унижение, некоторое время прижигал ему спичками половые органы. Фромантена передернуло от ужаса и отвращения. По его мнению, одна половина американцев давно уже превратилась в дикарей, а другая половина — в пластмассовых заводных кукол.

Результаты исследований, проведенных в ИКУНЖ, поступили в три тридцать к аджюдану Эмону, который в считанные минуты передал их в Шаторуж Фромантену. Волокна шерсти, изъятые на месте убийства Поля Элуэна, принадлежат волку (Canis lupus), животному из семейства псовых. Адамберг сразу передал эту информацию Эрмелю, Монвайяну, а еще старшему аджюдану Бревану из Пюижирона. Он считал, что пора напомнить о себе этому медлительному типу, до сих пор не соизволившему прислать обещанное досье на Огюста Массара.