Человек находит друга. Кольцо царя Соломона

Один старый гусак, тиранивший всех остальных, по-видимому, считал своим призванием дразнить собак. Его супруга сидела на яйцах возле небольшой лестницы, которая ведет из сада во двор к калитке. Так как собаки свято соблюдали ими же самими возложенную на себя обязанность лаять у калитки всякий раз, когда ее открывали, им приходилось пробегать по лестнице довольно часто. Старый гусак вскоре обнаружил, что, расположившись на верхней ступеньке, он получает великолепнейшую возможность досаждать собакам, щипля их за хвосты, когда они пробегают мимо. Благополучно миновать этого шипящего Цербера можно было, только мчась во всю прыть и старательно пряча хвост между ногами. Добродушный и впечатлительный Буби, принадлежавший моему отцу сын Титы, дед вышеупомянутого Волка I и прапрапрапрапрадед Сюзи, очень страдал из-за такой агрессивности старого гусака, который из трех наших собак облюбовал для своих нападений именно его. Буби завел привычку болезненно взвизгивать всякий раз, когда ему предстояло вступить на роковую лестницу. Невозможная ситуация разрешилась трагикомически. В один прекрасный день злой старый гусак был найден на своей ступеньке мертвым. Вскрытие обнаружило небольшой перелом основания черепа, видимо вызванный легким нажимом собачьего зуба. Буби же исчез. Он не явился к кормежке, и после долгих поисков его удалось обнаружить в темном углу на чердаке прачечной, куда наши собаки при обычных обстоятельствах никогда не забирались. Буби лежал там в полной прострации. Я представил себе, что произошло, не менее ясно, чем если бы видел это собственными глазами. Старый гусак так сильно вцепился в хвост пробегавшего мимо Буби, что пес не удержался и куснул источник боли. При этом, к несчастью, один из его резцов нажал на череп старого гусака, причем повреждение это оказалось роковым скорее всего только потому, что старику было уже двадцать пять лет и кости его стали хрупкими от возраста. Буби не наказали, учитывая смягчающие обстоятельства, а также особое физическое состояние жертвы. Последняя украсила собой воскресный обед и помогла опровергнуть широко бытующий предрассудок, будто мясо старых диких гусей всегда бывает жестким. Большой жирный гусак оказался очень вкусным, и моя жена даже высказала предположение, что, быть может, старые гуси, перевалившие за двадцать лет, начинают в физическом отношении впадать во второе детство.

Глава двадцать первая Верность и смерть

Рыдать над тем, что ныне нам дано,

Коль потерять его нам суждено.

В. Шекспир. Сонеты

Создавая собаку, природа, по-видимому, не учла дружбы, которой предстояло связать это ее творение с человеком. Во всяком случае, век собаки впятеро короче века ее хозяина. В человеческой жизни и так хватает печальных расставаний с теми, кого мы любим, — расставаний, предопределенных заранее только потому, что они родились на несколько десятилетий раньше нас. Вот почему естественно задать себе вопрос, правильно ли мы поступаем, отдавая свое сердце существу, которое одряхлеет и умрет, прежде чем человек, родившийся в один день с ним, успеет распроститься с детством. Как грустно видеть, что собака, которая всего несколько лет назад — а теперь они кажутся месяцами! — была неуклюжим милым щеночком, начинает стареть прямо на глазах, и мы понимаем, что жить ей остается два-три года. Признаюсь, одряхление моих собак всегда действует на меня крайне угнетающе и усугубляет ту мрачность, которая овладевает всеми людьми, когда они думают о неизбежном. А тягостный душевный конфликт, ожидающий каждого владельца собаки, когда ее в старости поражает какой-нибудь неизлечимый недуг и встает роковой вопрос, не лучше ли ее усыпить!

По странной прихоти судьбы эта чаша меня пока миновала, так как все мои собаки, за одним только исключением, умирали в старости внезапной и безболезненной смертью без какого-либо моего вмешательства. Но рассчитывать на это, разумеется, нельзя, а потому я не очень осуждаю чувствительных людей, которые боятся приобрести собаку из-за неизбежности расставания с ней. Не очень осуждаю? Нет, на самом деле я осуждаю их безоговорочно. В человеческой жизни любая радость оплачивается печалью, ибо, как говорит Бернс:

Радость — вешние цветки:
Тронь — и вянут лепестки;
Иль в ручей упавший снег:
Миг — и тает он навек.