Человек находит себя

Одно только не понравилось Илье Тимофеевичу: название партии.

— Что за пробная? — сердился он. — Давным-давно все испробовано! Хоть бы уж первой назвали, что ли!

Кто-то предложил название «малый художественный поток». Илья Тимофеевич запротестовал:

— Товарный порожняк, а не название! На километр вытянул! Короче надо — малый художественный! Вот это ладно будет.

— Еще театр, подумают, — послышалась осторожная реплика.

— А чем наше-то дело хуже театру, чем? — наступал Илья Тимофеевич.

Об этой «дискуссии» вскоре узнала вся фабрика, и за бригадой так и осталось название «малый художественный».

Людей в бригаду добавили, и в нее попали теперь Розов и Ярыгин.

Против Степана Розова Илья Тимофеевич не возразил: тот был хотя и из молодых, но опытный и умелый фанеровщик. Но Ярыгина принимать ни за что не хотел.

— Мне, Михаил Сергеевич, что годы его, что умельство — не закон, — убеждал Илья Тимофеевич Токарева. — Это ж денежная душа. Он на любое дело сквозь червончик глядит.

— Ничего, Илья Тимофеевич, — успокаивал Токарев, — пускай работает. Ходит просится. Давайте уважим старика.

— Мы-то уважим, — ворчал Илья Тимофеевич, — он бы вот не «уважил» нас. Наведет муть, вот посмотрите…

Первые дни Ярыгин держал себя в бригаде смирно. Никому не мешал, мало с кем разговаривал. А к делу проявлял необыкновенное усердие, даже после смены оставался повечеровать, чтобы подогнать работу на завтра.

«Муть» началась незаметно.

Как-то Саша Лебедь, не успев докончить задание до гудка, тоже остался после смены.

Ярыгин, проходя мимо, сказал, словно между прочим:

— Самого смолоду огольцом звали, но уж вот в дураки не рядился да и других не подводил, хе-хе!

— Кого, дядя Паша, не подводил? — не понял Саша, для того и оставшийся после смены, чтобы завтра не случилось из-за него задержки.

— «Кого, кого», — кривя рот, передразнил Ярыгин. — Друзей-товаришшей своих, вот кого!

— Да кто подводит-то, кто? — недоумевал Саша.

— Ваша милость, грудное младенчество, друг-товаришш! — уже не стесняясь, окрысился Ярыгин. В цехе, кроме него и Саши, никого не было и разговаривать можно было начистоту. — Ты скажи мне, Аника-воин, чего ради норму-то выжимаешь?

— Как чего ради? — откровенно удивился Саша. Его чистые глаза смотрели прямо в остренькие, насмешливые и неспокойные глазки Ярыгина. — Мы на комсомольском собрании решили…

— На каком таком собрании? — не отступал Ярыгин.

— Да на комсомольском, говорю! — начиная раздражаться и повышая голос, произнес Саша. — Обязательство принимали: к тридцать восьмой годовщине каждому комсомольцу по сорок норм сделать.

— А по сорок рубликов с копеечками заработать к годовщине, до такого обязательства не докумекалися при всем при том?

— Почему по сорок?

— Так и быть, расскажу тебе, друг-товаришш, по совести. Слушай.

Ярыгин примостился на уголке Сашиного верстака, обшарил глазками взволнованное раскрасневшееся Сашино лицо и начал:

— Нормы в нашей бригаде временные, друг-товаришш? Временные. А для чего временные? Да начальству приглядеться надобно, кто с дурной головы перевыполнять их пуще начнет. Ты нажмешь — перевыполнишь, другой нажмет — перевыполнит, третий на вас шары распялит — да и туда же подастся, и пошло… Глядишь, на норму нашлепку приделали — выросла матушка, а по расценочке при всем при том ножницами чик! — и отстригли гребешок, а за гребешком и голова туда же. Докумекался, друг-товаришш? Хе-хе! А ты говоришь — комсомольское собрание! Повыжимай-ка вот этак-то еще с недельку да погляди, чего выйдет! Вспомнишь, небось, дядьку Пашу Ярыгина.

Саша даже рот приоткрыл от таких речей. Из-под красноватых век Ярыгина поблескивало что-то насмешливое и колючее. Старик соскользнул с верстака.

— Дядя Паша! Это что ж выходит? — взволнованно заговорил Саша. — Выходит, наплевать, да? На комсомольскую честь наплевать? Ради расценочки, да? Сапогом растереть, так, что ли?

— Так не так, про то гадалка знает, — попробовал увильнуть Ярыгин.

— Нет, вы отвечайте! — громко потребовал Саша.

Ярыгин насмешливо осклабился:

— Пошел ты, друг-товаришш, по груши, да не нашел бы, гляди, от лягуши уши, — загадочно прошуршал Ярыгин, направляясь к своему верстаку.

— Нет, вы погодите сматываться-то! — шагнув за ним, крикнул вслед Саша. — Вы чего, подлости меня учите, да? Думаете, умения меньше вашего, так я и поддамся, да? А что меня государство учило бесплатно, что деньги еще платило мне, это как? Не сшурупило у вас, да? — Саша повертел пальцем у лба, словно завертывал отверткой шуруп. — Советский я человек, вот! Понятно вам?

Ярыгин обернулся и некоторое время стоял как истукан, топорща усики, потом сказал:

— Умный сам поймет, а дурака не научишь, друг-товаришш. Ну при всем при том и я, кажись, тоже не турецкой человек, хе-хе! — Ярыгин осклабился и ушел в свой угол.

А Саша нахмурил брови и с ожесточением принялся за прерванную работу.