Человек находит себя

На «общество» плевал, конечно, сам Нюрка. За заработок он дрался свирепо и целеустремленно, а выработку подсчитывал виртуозно и с быстротой опытного счетовода. Подбирая в цехе обрезки фанеры, аккуратно и даже красивым почерком выписывал на них все, что сделано за смену, и, когда Шадрин в конце ее выключал станок, Нюрка тут же докладывал ему, сколько заработано за день. И всякий раз втайне терзался. Кабы не маршрутные листы! Кабы не строгий этот учет! Приписать было теперь совершенно невозможно. Хуже того, чем добросовестнее был взаимный контроль, тем больше деталей не доходило до склада Сергея Сысоева. В маршрутку заносилась окончательная цифра, и Нюрка свирепо скоблил затылок: «Вот придумала порядок чертова бухгалтерия!»

Нюрка потерял покой. Иногда он отлучался от шадринского станка лишь затем, чтобы пошарить по цеху: не наоткидывал ли кто из придирчивости лишних деталей? Рылся в отбракованном, наскакивал то на одного, то на другого: «Чего набросал, дура? Гляди, такое даже по эталону годится, а ты? Несознательный элемент! Или выслужиться хочешь?»

В ноябре, уже после праздника, в станочном цехе появился Егор Михайлович Лужица, Он ходил возле станков, заглядывал в маршрутки, записывал что-то в свою обтертую записную книжицу, долго рассматривал стопки готовых деталей возле промежуточного склада и опять без конца все рылся в маршрутках…

Разбираясь в какой-то путанице неподалеку от шипореза, он вдруг услышал невообразимый шум, — такой, что даже гул станков не мог его заглушить. Слышались атакующие бранчливые вскрики Нюрки Бокова и визгливые оборонительные вопли Козырьковой. Егор Михайлович прислушался…

— Нет, ты мне отвечай, чего ради расшвырялась? Кто тебе такие права дал? — орал Нюрка. Он подбирал с полу отброшенные Козырьковой бруски, подносил их к самому ее лицу. — Мы с Шадриным чего, на тебя работать станем?

— Уйди! Отстань! Отвяжись! Барахольщик! — верещала Нюра, заслоняя локтем лицо, чтобы не ткнул невзначай Боков. — Мне станок-то как настраивать, как?

— «Настраивать»! Я тебе покажу, как нашим хребтом станок настраивать! — все громче и громче шумел Боков. Он размахивал руками, подбирая бруски, швырял их, разваливал аккуратные стопки готовых, пересчитывал те, что отбросила Козырькова, и опять кричал — Одна маята государству с такими клушами вроде тебя! Несознательный элемент! Тебе бы при ка-пи-та-лизь-ме жить! Чего не свое-то расшвыряла? Это ж народное! Строгано, пилено, нам за него деньги получать надо, а ты! У-уу! Так бы и навернул вот…

Нюра разревелась визгливо, по-девчоночьи. Она пронзительно выкрикивала сквозь плач что-то неразборчивое и нелестное в адрес Нюрки Бокова.

Пришла Таня. Она отослала Бокова к станку и сказала Нюре:

— А ты, Нюра, зачем для настройки издержала столько деталей? За них теперь не заплатят ни Шадрину, ни Бокову, ни другим… Вообще никому.

— А чего он как собака лается? — вспыхивая и размазывая по лицу слезы, перемешанные с древесной пылью, оправдывалась Нюра. — Я всегда так, что ли? Это сегодня не настраивалось никак. Нарочно я разве? Что я, дура, что ли?

Когда все утихомирилось и Нюра снова включила станок, Егор Михайлович, довольно потирая руки, сказал Тане:

— Вот это компот! Подумать только! Рыцарь кошелька Юрий Боков в роли защитника народной копеечки! Татьяна Григорьевна, да это же здорово, черт побери! До чего здорово! Ха-ха-ха! — звонко рассмеялся он. — Вот что значит система! Я всегда говорил, уважаемая, всегда: научить бережливо обращаться с копейкой можно в первую очередь при помощи самой копейки…

История с Боковым настолько воодушевила Егора Михайловича, что он долго еще не уходил из цеха, изучая особенности и «белые пятна» новой системы учета. Алексей, к которому он подошел, спросил:

— Что это вы, Егор Михайлович, вроде не по расчетной части, а в выработку вникаете?

— Привычка, Алексей Иванович, привычка! — с улыбкой ответил Егор Михайлович. — Такой уж «копеечный» я человек, что поделаешь, — и снова рассмеялся. — А знаете, что мне в голову пришло только что, а? Все это можно упростить. К чертям эти маршрутные листы! Что, думаете, свихнулся старый лешак Лужица? Ого-го! Ничуть! И вот увидите, упростим! Пальчики оближете! Вот такой компот.

— А что вы, бухгалтерия, делать тогда станете? — пошутил Алексей.

— Да к вам на станок пойду, в подручные! — Егор Михайлович подмигнул Алексею и легонько подтолкнул его локтем. — Примете?

— А что? Такого фрезеровщика из вас сделаю, просто заглядение! Мне как раз сменщик требуется.

Егор Михайлович развеселился еще больше. Домой он пришел в редкостном настроении и даже притащил баночку сливового варенья, купленного по пути.

И, конечно, о последних событиях в цехе он рассказал Вале, упомянув между прочим о забавном предложении Алексея сделать из него фрезеровщика.