Человек находит себя

Илья слушал, уставившись в костылевское лицо черными упрямыми, немигающими глазами, сжимал кулаки и сдерживал себя: не ударить бы… не ударить бы… Он знал, стоит дать волю ненависти — и тогда… О! тогда ему несдобровать. Он хорошо помнил выговор в приказе за давнишнюю драку, помнил заметку в стенной газете, помнил костылевское обещание отдать под суд. Два противоречивых желания боролись в нем: «Долбануть бы этому!..», долбануть с плеча и окончательно утвердить за собой позорную славу буяна и скандалиста; или промолчать, сдержаться, доказать всем, что он, Илюха Новиков, настоящий человек. Он знал: доказать это трудно, может быть, немыслимо даже, но желание было такое сильное, что он поборол себя, сдержался… В эту минуту он ненавидел Костылева еще и за то, что тот не понимал главного: не оскорбления, не угрозы причиняют ему, Илье, невыносимую боль, а сознание того, что попал в бракоделы, ни разу не испортив на фабрике даже самого пустяшного бруска, попал по милости какого-то подлеца.

«Вот бы дознаться мне, вот бы дознаться!» — думал он, выслушивая костылевский разнос. Но как дознаешься?

Не знал Илья, что Шпульников давно уговаривал Костылева убрать из смены «трудоколоновца», из-за которого постоянно возникали недоразумения и скандалы и которого Шпульников, говоря откровенно, основательно побаивался. Не знал Илья, что Костылев на эту просьбу ответил: «Напортачит — уберу».

Все было просто. Нюрка Боков пришел к Шпульникову жаловаться на то, что «блатной» опять откидывает, не берет на фрезеровку детали от него, от Нюрки, опять придирается. Шпульников намекнул: не знаешь, мол, сам-то, что сделать надо? И Нюрка, сговорившись с одним из дружков, Мишкой Рябовым, от которого Илья тоже частенько не брал испорченные детали, в обеденный перерыв подкрутил ограничители.

«Теперь начнут с работы на работу гонять!» — тоскливо думал Илья, разыскивая Таню. В конторке он молча протянул ей записку: «За допущенный брак направляю в вашу смену подручным до исправления».

Историю с браком Тане еще вчера рассказал Вася Трефелов. А о неудачно сложившейся судьбе Новикова она знала очень немного. Он стоял перед ней такой же угрюмый, как и тогда, на берегу Елани. Сейчас лицо Ильи не выражало ничего, кроме равнодушного ожидания: «Куда-то пошлют?»

— На каком станке работали? —спросила Таня.

— На шестом фрезере, — неохотно ответил Илья. — А вам не все равно, что ли?

— А еще на каких? На строгальном четырехстороннем работали? — не обращая внимания на его слова, расспрашивала Таня.

— Не рабатывал… Да на что вам это? Тут в бумажке сказано: подручным за брак. Вот и ставьте подручным. Чего выспрашивать без толку?

Таня заметила, как он с силой стиснул челюсти, как дернулись мышцы на его щеке.

— Я вас и поставлю подручным, — сказала она, — а выспрашиваю потому, что на строгальном подручному тоже иногда приходится управлять станком. Вот и хочу знать, сможете ли.

— Смогу, да не буду, — резко ответил Илья, — не то опять бра-ку на-по-рю!

В его словах, в тоне чувствовалось неподкупное, злое упрямство. «Не надо озлоблять понапрасну, — решила Таня, — посмотрим, что за человек».

— Хорошо. Становитесь подручным к Шадрину, а там видно будет.

3

Взаимный контроль особенно плохо приживался в смене Шпульникова. Не помогали даже костылевские «льготы».

Шпульников никак не справлялся с приемкой, да и Сергей Сысоев теперь неумолимо возвращал детали даже с пустяковыми изъянами. Он совал в руки Шпульникову эталон, технические условия и приговаривал:

— Видел? Читал? Понял? Ну вот и все! Забирай и девай куда хочешь.

На Сысоева не действовали теперь никакие уговоры.

Плохо Шпульникову приходилось потому, что за детали он хватался лишь тогда, когда они прошли уже через все станки, когда уже невозможно было определить, кто именно виноват в пропуске брака. Взаимного контроля от станочников он не требовал, на эталоны махнул рукой с самого начала.

А Нюрке Бокову с дружками жилось и работалось в этой обстановке превосходно: они «жали на рубли».

Шпульников долго относился к этому благосклонно. Однако после того как ему влетело на совещании у директора, спохватился. От Нюрки Бокова и его приятелей нужно было избавляться любой ценой. Но как?

Тогда и состоялся ночной и совершенно секретный разговор с Костылевым. Шпульников пришел к нему домой в сумерках с заметно оттопыренными карманами, а ушел за полночь, стараясь держаться поближе к стенам и заборам, обнимал попадавшиеся на пути столбы и подолгу размышлял перед каждой канавой.

4

Появление Бокова с двумя его приятелями в смене Тани было для нее неожиданностью. Еще до гудка она увидела возле фрезерных станков, на которых постоянно работали девушки, трех парней. Один из них, широколицый, с большим улыбающимся ртом, подошел к ней. Под его левым глазом тускло посвечивало серо-зеленое пятно, след синяка. Он улыбнулся правой половиной рта, прищурился и назвался:

— Боков. Мне сегодня какая работа будет, позвольте узнать?

— А вы откуда появились? — недоумевая, спросила Таня. — У меня тут девушки работают.