— Эх вы! Несознательный элемент! Вот смотрите, Новиков-то еще при царе-косаре Бокова вашего в рамки ставил, а вы до сей поры все слабинку ищете.
Позже он говорил Тане:
— Их бы, на мой взгляд, разделить, двоих этих, больше, поди, толку-то будет, а? Как считаете?
— Пока пускай вместе, — ответила Таня. — Так они друг друга быстрей понимают…
Костылев, пока работали в третьей смене, Таню не беспокоил. О том, что Новиков переведен на станок, он узнал позже. Шпульников, принимая смену, видел Илью за станком и сообщил об этом Костылеву. Тот, откинув на этот раз весь свой показной такт, набросился на Таню:
— На каком основании? Кто разрешил? Кто вы такая здесь? — орал он, и верхняя губа у него дергалась. — Немедленно вернуть!
— Николай Иванович, — ответила Таня, стараясь подавить волнение, — жалуйтесь на меня, но я Новикова не сниму!
— Посмотрим! — Костылев выскочил из цеховой конторки и, лягнув дверь, жестким шагом направился к строгальному станку Шадрина. — Боков! — крикнул он. — Па фрезер! Быстро! Марш!
Широкое лицо Нюрки просияло. Но тут вмешался Шадрин:
— Товарищ Костылев, пойдем-ка, я тебе скажу кое-что…
— Боков, на фрезер! — повторил Костылев.
— Сейчас-сейчас, — вставил Шадрин. — Пригляни за станком, Боков, я быстро. Пошли, Николай Иванович, пошли.
— Говори здесь!
— Ну, воля твоя, только я хотел так, чтобы тебе при народе конфузно не было, — сказал Шадрин вполголоса. — Ну, как? Пойдем, что ли.
Костылев нехотя пошел к цеховой конторке.
— Ты вот чего, — сказал Шадрин, затворяя за собой дверь, — Бокова на станок к себе я сам потребовал. Ясно? Душа у меня не терпит при непорядках вроде как свидетелем состоять. Ты нам в смену шалопаев этих на что сунул? Шпульникову помешали? Ну, а мы размыслили сообща, как ловчее, и порядок вроде начался. Или тебе до него интересу мало, до порядка-то?
— Порядок в цехе — это беспрекословное исполнение моих указаний! — резко ответил Костылев. — Я начальник цеха! Я приказал Новикова…
— А я тебя подметалой и не назвал, кажись? — перебил Шадрин. — Только уж раз ты начальник, ты такие указания давай, чтобы по ходу дела ложились, а не впоперек.
Внутри у Костылева все кипело. Хотелось, ой как хотелось нашуметь, гаркнуть что есть силы, сделать по-своему! Но он стоял не шевелясь, расставив ноги и злобно уставившись в заросшее лицо Шадрина. Казалось, Костылев окаменел. Таня так и ждала: сейчас выкинет какой-нибудь номер. Но, к ее удивлению, он бросил лишь короткое и сухое: «Поговорим у директора!»— круто повернулся и вышел.
Таня ждала, что ее вызовет Токарев, но он не вызывал, и она даже несколько дней вовсе не вспоминала о Костылеве; тот уехал по каким-то своим делам в Новогорск. А за это время стала известна еще одна новость.
Поручая Новикову глубокую фрезеровку сложных деталей, Таня сказала ему:
— …Только поставь вместо этой костылевскую фрезу, чтобы сколов поменьше было.
И вдруг увидела в глазах у Ильи такую опаляющую ненависть, что даже растерялась.
— Что с тобой, Илюша? — спросила она, впервые назвав его по имени.
Он ничего не ответил, и все сразу погасло. Только — Таня заметила это — всю смену после работал Новиков с каким-то невиданным ожесточением. После смены он подошел к Тане и попросил разрешения сказать ей наедине только два слова. Они зашли в цеховую конторку, и Илья угрюмо и виновато проговорил:
— Вы меня извините…
— В чем? — удивилась Таня.
— Давеча я… Ну, помните?.. Только не от вас это.
— Да что ты, что ты! — успокоила Таня. — Я просто испугалась, подумала: обидела чем-нибудь.
— Вы? Обидели? Товарищ мастер… Татьяна Григорьевна! Да вы для меня такое… такое! Разве ж я когда про это забуду!
Он стоял перед нею, молодой, рослый, широкоплечий парень, и по смуглым скуластым щекам его вовсю бежали светлые, первые настоящие за всю жизнь слезы. Полные губы по-детски вздрагивали.
— Успокойся, Илюша, — ласково уговаривала Таня, — успокойся! Будем работать, и все пойдет хорошо. Все пойдет хорошо…
Илья вытер ладонью щеки и проглотил стоявший в горле комок.
— Не хочу я, — глухо проговорил он, — чтоб думали про то, давешнее… будто на вас…
И Новиков рассказал Тане историю изобретения фрезы.
— По дурости надеялся, — закончил он свой рассказ, — думал польза будет. От меня, от карманника бывшего, от блатного! А этот… Костылеву почет, а Ильюха Новиков как отбросом был, так и остался. — Илья замолчал, потом добавил: — И доказать нечем…
То, что услышала Таня, потрясло ее. Хотелось сейчас же, немедленно кинуться в бой за этого парня, но… что делать? Как доказать, что не Костылев автор, а Новиков? Таня понимала: это невозможно.
7
Смена работала с пяти вечера. Таня шла в цех. А через фабричный двор навстречу ей, не разбирая дороги, хлюпая по лужам, размашисто шагал донельзя возбужденный Новиков.
— Татьяна Григорьевна, — тяжело дыша от волнения, проговорил он, едва поравнявшись с Таней, и протянул ей записку. — Вот!
— Что это? — Таня развернула, прочла. — Кто дал вам это?
— Федотова… Там она, у станка, у моего фрезера… На смену пришла.