Человек находит себя

Саша спрыгнул с платформы и, загремев по доскам, бегом помчался к цеху.

6

Розову с Ярыгиным везло. Они прошли прямо через ворота, которые оставались незапертыми. Скоро за порожняком должны были подать паровоз.

Свернуть сразу за ближние штабеля досок и пройти незамеченными вдоль забора до здания фабрики было вовсе не сложно. Миновали пустой станочный цех, поднялись на второй этаж. Степан достал припасенный гвоздь…

— Попытаем счастье, — сказал он, пробуя просунуть острие гвоздя в замочную скважину. — Как войдем туда, дядя Паша, я пресса быстренько разверну, а вы водичкой скорехонько это… чтобы моментально все, ну? — говорил Степан, ковыряясь в замке.

— Давай-давай, колупай, друг-товаришш, — поторапливал Ярыгин.

— Вам языком-то ладно «колупать», а раз он, проклятый, не лезет, — огрызнулся Розов, безрезультатно шаря гвоздем в отверстии. — Вот зараза, не зацепиться никак! — Степан длинно и сложно выругался.

По лестнице взбежал Саша Лебедь. Он остановился в недоумении. Брови его сдвинулись. Испуг и удивление были в его глазах. Зачем здесь эти люди? Почему гвоздь в руке Степана? Почему у него вдруг так тревожно заметались глаза?

— Ты чего здесь, а? — приглушенно спросил Саша, начиная догадываться, что становится свидетелем какого-то черного дела. Заметив на двери замок, он только сейчас вспомнил, что Илья Тимофеевич сегодня запер цех. Значит, и за рукавицами он сюда зря бежал. На замок заперто! Ага! Не удалось мазурикам? Они, значит, пакостят! «А я-то на Илюху думал! — пронеслось в мозгу! — Вот когда вы попались!»

Саша стоял, не зная, что предпринять. Уйти? Они оба скроются. Но как известить людей?

— Пошли, дядя Паша, — сказал Розов, засовывая руки в карманы. — Утром проверим, раз уж запер какой-то олух.

Он шагнул к лестнице. Следом двинулся Ярыгин. Глазки его укололи Сашу, и столько темного прочиталось в них, что у того по спине брызнули мурашки.

— Не выйдет номер! — пронзительно крикнул Саша, кидаясь по ступенькам вниз и с размаху толкая Ярыгина плечом. — Не выйдет! Не уйдете далеко!

Ярыгин успел схватить его за полу ватника. Саша рванулся так, что у Ярыгина защелкали суставы пальцев. Опрометью сбежав с лестницы, Саша помчался через станочный цех.

— Сцапают при всем при том! — трусливым шепотком просипел Ярыгин, покосившись на Розова. Тот, ничего не говоря, внезапно кинулся вверх по лестнице, на площадку второго этажа к запертой изнутри на крюк двери запасного выхода. «Самому-то смыться бы! — пронеслось в голове Розова. — Пускай старый пестерь один кашу расхлебывает». Сбросив крюк, он толкнул дверь и стремглав ринулся вниз по лестнице с другой стороны корпуса. Неведомо откуда взялась прыть и у Ярыгина. Скатившись со ступенек, он вприскочку помчался вдоль забора, насмерть перепуганный, и никак не мог поспеть за Степаном, который необыкновенно быстро удалялся от него.

Поднявшись на второй этаж вслед за взволнованным, запыхавшимся Сашей Таня, Шадрин, Алексей и Илья Новиков не обнаружили ничего, кроме отворенной двери запасного выхода, свежих следов на заснеженных ступенях лестницы, на снегу возле корпуса. Следы шли и дальше, напрямик мимо штабелей к забору.

7

Илья Тимофеевич, которого Саша спозаранку известил о ночном покушении, пришел в цех сразу. Он хозяйским глазом оглядел прессы: все было в полном порядке.

— Вынимать-то когда будем? — поинтересовался Саша.

— Народ придет, тогда уж… при всех чтобы.

— Скорей бы уж, — нетерпеливо проговорил Саша.

— Терпи. Теперь-то уж все равно пакости кончились.

— Значит, это уж определенно они, да? — Глаза у Саши стали строгими.

— А ты думал кто? Эх, Шурка, Шурка! Ты вот молодой, тебе особо помнить полагается: два сорта людей на земле живет — человеки и человечишки. У одних забота— сделать побольше, у других — побольше денег слупить. Им все равно за что, лишь бы деньга, да потолще. И нам чем дальше, тем тошнее стает на грязь эту глядеть, хоть и меньше ее год от году. Сам посуди: ежели одежонка на тебе дрянь, рваненькая да припачканная, ты хоть по самые ноздри в грязи обваляйся — мало заметно будет. А ну-ка надень все новое, праздничное, светлое, да посади хоть крохотную грязинку? Душа ведь изболится, пока не смоешь. Вот и в жизни оно так. А всего досаднее, браток, что живут эти человечишки промеж нас, пользуются всем наравне, говорят по-нашему, наше дело делают, праздники наши справляют и за ручку с нами здороваются, а в душонке у них, худого не скажу, помойка! Вот, браток.

Саша слушал Илью Тимофеевича, глядя на него во все глаза и приоткрыв рот. Старик подергал бородку, усмехнулся.

— Рот затвори, сквозняком продует, — сказал он и тихо, тепло засмеялся.

— Таких в тюрьму надо, а то и под расстрел! — гневно проговорил Саша. — Хуже врага всякого такие вот.