Человек находит себя

Больше всех, однако, переживал Саша Лебедь. Встревоженный и настороженный, он бродил среди старших, по многочисленным и не всегда понятным репликам стараясь угадать, что же будет: утвердят или не утвердят? Ворчливые назидания Ильи Тимофеевича, от которых, бывало, румянец конфуза заливал Сашины щеки и по затылку расползались мурашки, припоминались теперь как сущий пустяк в сравнении с этим томительным, волнующим ожиданием. Что-то решат!

Когда образцы наконец утвердили, Саша едва не крикнул «ура», но вовремя спохватился и только радостно потер нос.

Еще недавно, начиная работать в бригаде, Саша боялся: вдруг поручат какое-нибудь малоинтересное дельце вроде приготовления клея или черновой обработки заготовок. Но вышло иначе. Илья Тимофеевич доверил ему очень даже щекотливое дело — подбирать по цвету и слою фанеру, которая шла на облицовку.

— Только не подкачай, смотри, — предупредил Илья Тимофеевич, — а то, худого не скажу, придется тебе обратно подаваться, к ящикам своим в сборочный…

И, несмотря на то, что в прищуренных бригадировых глазах пряталась стариковская хитринка, обличавшая напускную строгость, не подкачать Саша старался изо всех сил.

Очень уж неуверенно чувствовал он себя среди опытных столяров. «Сумею ли и я так-то… хоть когда-нибудь?» Особенно удивляло и восхищало его почти сказочное умение Ильи Тимофеевича чутьем и догадкой проникать в глубину дерева, угадывать самое неожиданное.

Прежде чем пустить в дело какой-нибудь брусок, Илья Тимофеевич вертел его в руках, разглядывал, взвешивал на ладони. Потом опирал брусок концом о верстак и пробовал, как пружинит, простукивал косточкой полусогнутого пальца, прислушиваясь к чему-то, рассматривал направление слоев. Саша так и ждал, что сейчас его бригадир станет пробовать брусок зубами или лизать. Но Илья Тимофеевич обходился без этого.

— Зачем вы так, Илья Тимофеевич? — говорил Саша.

— Зачем? — машинально переспрашивал Илья Тимофеевич и, если исследование таинственных свойств бруска закончено не было, отвечал неопределенно — А вот затем… — Однако после паузы и раздумья смотрел в пытливые карие Сашины глаза и рассказывал: — Зачем, говоришь? А вот зачем. Ты, допустим, человек ученый — и теорию там у вас в ремесленном проходили, и практику, — а вот посмотри да скажи мне: в какую сторону и через сколько дней этот брусок может покоробиться и как его поэтому и куда употребить надо, чтобы без фальши после, а?

Саша прицеливался глазом вдоль кромки бруска, вертел его, вздыхал и конфузился; ответить он не мог.

— Во! — заключал Илья Тимофеевич. — Видишь, браток, без большой-то практики твоя теория пока что невареная похлебка: посуду занимает, а есть нельзя. Вот гляди: тут у бруска кремнинка прошла. Так? Здесь вот позаметнее, а тут поменьше, тут слоек поплотней и гнется в эту сторону иначе. Видал? Вот здесь я его клейком смажу, а на клеек деревце всегда ведет малость. Вот я и гляжу, как мне его повернуть, чтобы напослед, как ни вертело его, как ни коробился, а на свое место встал. Уразумел? В деревце, как в человеке, свой характер. Вот для нас, мастеров, самое первое дело — угадать его, характер этот, да от строптивости уберечь.

Когда Илья Тимофеевич доверил Саше полировку высшего класса, тот почувствовал себя счастливейшим человеком. Крышка стола, которую он отполировал под присмотром бригадира, выглядела великолепно. В ней отражался высокий потолок цеха со всеми извилинками и едва заметными трещинками штукатурки. Саша долго любовался своей работой: «Здорово как получилось, а? И ведь сам сделал-то, сам!»

Однако уже через день потолок в полировке потускнел, а еще через два — не стало видно ни извилинок, ни трещинок. Между тем стол Ильи Тимофеевича по-прежнему сиял зеркальным безукоризненным глянцем.

Илья Тимофеевич похлопал Сашу по спине и сочувственно проговорил:

— Что, краснодеревец, просела полировочка? Слушаться надо было, силушку свою курносую не жалеть, так-то! Знаешь, как хозяин у нас работу проверял? Пока полируем, он на глянец-то и не глядел почти. Просто подойдет, на спину поглядит — мокрая рубаха или нет. Ежели сырости не видать, он моментом лапу свою под рубаху запустит и шарится промеж лопаток — вспотел или нет. Ну и, коли сухая спина, тут либо подзатыльника дожидайся, либо в ноги падай, чтобы не прогнал из мастерской… Но ты не тужи, браток, дело у нас с тобой вполне поправимое.

И он рассказал, как исправить беду.

2

Как только совет утвердил образцы, бригада Ильи Тимофеевича принялась за новую партию мебели. Гречаник эту партию назвал пробной.

Замысел главного инженера состоял в том, чтобы, пока в цехах вовсю готовятся к выпуску мебели по новым образцам, еще раз как следует проверить все до последней мелочи. На других участках тем временем предполагалось закончить перестройку.

Получалось, что «мебельная гвардия» Ильи Тимофеевича должна «произвести разведку боем и подготовить широкое наступление по всему фронту». Именно так, несколько высокопарно, выразился главный инженер, когда разъяснял задачу на собрании бригады.