Человек-недоразумение

Мы выступали то ли восьмые, то ли девятые, почти в самом конце действа. После «Записок», отыгравших самыми первыми, да и то как-то вяловато, уровень студенческого рока большого впечатления на публику не производил: если поначалу команды слушали ещё вежливо и внимательно, то после третьего-четвёртого университетского коллектива вся очевидная лажовость доморощенного студенческого рока открылась этой непритязательной и великодушной публике во всей полноте. В зале начал раздаваться свист, молодёжь принялась бродить по рядам, выбираться в фойе на перекур и опохмелку и с каждой минутой всё больше и больше теряла интерес к происходящему. К тому времени, когда на сцену выбрались мы, музыку уже никто не слушал. Я подошёл к микрофону, щёлкнул по нему пальцем и, убедившись, что звук в зал всё-таки исходит, прорычал:

— Настало время борьбы, братья!

Пьяненькие и обкуренные чуваки встрепенулись.

— Пришло время отмщения! — вещал я. — Отмщения за наше унижение от пребывания в человеческих телах. Отмщения за то, как обращается с нами окружающая действительность.

С этого момента нас слушали, не отрываясь.

— Этот мир должен быть уничтожен. Мир, ты воняешь!

И мы врубили наш яркий и стопроцентный хит с не менее ярким и запоминающимся названием — «Мир, ты воняешь!». С первых же звуков он хватает за задницу. Там Эдик придумал такой простенький, но впечатляющий риф, который в обрамлении моего проникновенного вокала забирался почти в любую душу мало-мальски продвинутого любителя рока. Я завопил в микрофон своим неприятным (знаю, можете не утруждать себя критикой) вокалом, в котором, однако, имелось нечто, что способно заставить публику прислушаться и внимать — я тешу себя надеждой, что это нечто и есть моё негодующе-пульсирующее отношение к окружающей действительности.

В общем, пока звучала первая песня, заторможенный народ ещё расчухивал что почём, на второй и третьей — а это были, насколько помню, «Девочка-гроза» и «Моего папу звали Адольфом» — уже начал, пока робко, пританцовывать и колбаситься, а уж с четвёртой вещи весь зал заходил ходуном: студенты принялись залезать на спинки кресел, махать флагами, куртками и трусами, дёргать «козу» и вообще всячески выражать своё добродушное к нам отношение.

Это был успех! Стопроцентный безоговорочный успех! Когда мы откатали всю программу и направились за кулисы, зал не захотел нас отпускать — парни и девчонки били в ладони, одобрительно свистели и вразнобой кричали:

— Круто! Круто!

С этого момента всем нам стало ясно, что мы не зря занялись этим делом, что мы можем кое-чего добиться на стезе музицирования и что провидение нам благоволит.

Кстати говоря, по итогам этого рок-фестиваля жюри, в которое входили местные деятели контркультуры, распределяло, как это было принято на подобных мероприятиях, призовые места. То есть кого-то признавали победителем, кого-то серебряным призёром и так далее. Глупо, конечно, но многие всерьёз воспринимали эти места как материальное отображение успеха. Так вот, вопреки тому, что выступление наше оказалось вне конкуренции по забойности, энергоёмкости и отклику у публики, недоразвитые контркультурщики присудили нам лишь третье место. Нам, конечно, на это насрать, но всё же они козлы.

Дневник рок-звезды

Казань

Отыграв ещё пару раз на каких-то молодёжных дискотеках, мы выступили на фестивале Казанского рок-клуба, куда за пару дней до этого были приняты в качестве постоянных членов.

Приём в ряды рок-клуба выглядел так: мы завалились в каморку одного бородато-волосатого казанского деятеля контркультуры, который вроде бы работал журналистом в каком-то комсомольском издании, а заодно был одним из руководителей (а возможно, и самым главным руководителем) Казанского рок-клуба. Звали его вроде бы Рафаэлем. Оказался он в тот момент слегонца пьяненьким и никак не желал вспоминать о существовании нашей рок-группы, хотя за несколько дней до этого Эдик лично передавал ему кассету с нашими записями.

— Надо соответствовать уровню, — бормотал он. — У вас есть уровень? Вы ему соответствуете?

В конце концов, убеждать его нам надоело, и мы выставили заранее припасённую бутылку коньяка. Против такого довода Рафаэль возразить не посмел.

— Ладно, — махнул он рукой, — принимаю вас в нашу банду.

Фестиваль рок-клуба событием был несравнимо более значимым, чем студенческий междусобойчик, он активно освещался прессой и телевидением, причём не только республиканскими. Выступали на нём и всесоюзно известные рок-команды: таковых были две — ленинградская группа «Игры» и свердловчанка Настя Полева со своими музыкантами. Нам выпала честь выступать прямо за Настей.

За кулисами перед концертом мы бегло познакомились с ней и её музыкантами. Настя оказалась маленькой такой чувихой с красными пятнами, как от диатеза, на лице, но в общении простой и приятной.

— Ребята, — заверила она нас, вообще не представляя, что за музыку мы играем, — вы сегодня будете лучшими!