Настя как в воду глядела: мы действительно отожгли на славу! Слухи о нас после студенческого дебюта уже блуждали по Казани, и многие пришли посмотреть специально на нас. Разумеется, мы не подвели чуваков: зал метался в едином порыве и неистовствовал от наших душераздирающих композиций.
— Я разрушитель мира! — вещал я со сцены в перерывах между песнями. — Скоро, братья, скоро я отправлю этот мир в тартарары. Но первым туда полетит долбаный Советский Союз!
Я физически ощущал, как моя разрушительная энергия, подпитываемая энергией толпы, многократно усиливается, как она сгущается надо мной, как твердеет. Я чувствовал, что этой силы вполне достаточно для того, чтобы разрушить всё, что угодно, включая ненавистный Советский Союз, наяву, а не в фантазиях.
По итогам фестиваля вновь распределялись призовые места. Мы не оказались даже в тройке — хотя, гадом буду, лучше нас здесь не было никого, даже Настя Полева не зажгла так (да её вообще-то всегда вживую тяжело воспринимали), как мы — но нас отметили дипломом лауреата. Что это означало и для чего это вообще было нужно, я до сих пор не понимаю.
Первый наш выезд за пределы Казани. Какой-то рок-сейшн. Помню его достаточно плохо, потому что вся поездка туда и обратно сопровождалась обильными возлияниями. Ехали в Челны мы на рейсовом автобусе — это что-то около четырёх часов — гитары везли с собой. Устроители концерта нас заверили, что барабаны, усилок и акустика, а также микрофоны будут на месте. Усилок с колонками вроде бы действительно оказались, а вот с барабанами вышел некомплект, и микрофон отыскался в самую последнюю минуту — впрочем, эти проблемы касались не только нас, но и всех, выступивших на сейшне в тот вечер групп. Вроде бы как-то выкрутились.
Помню, как по дороге в Челны наша преданная группи Вероника исполнила в автобусном проходе зажигательный танец, плавно перешедший в стриптиз. По крайней мере, сиськами она точно сверкнула, чем значительно подняла настроение как нам, так и многочисленным мужичкам среднего и пожилого возраста, восседавшим согласно купленным билетам на своих местах в салоне.
Несколько раз мы просили водилу остановиться, чтобы отлить и проблеваться. Тот наши вежливые просьбы беспрекословно исполнял.
Сам концерт помню плохо. Трудно сказать, как мы сыграли, видимо, достаточно лажово, хотя энергетику, запущенную в зал и возвратившуюся обратно усиленной, я почувствовал. Вроде бы я матерился со сцены, проклиная все традиционные и нетрадиционные религии, кричал, что я, архиепископ Церкви Рыгающего Иисуса (и зачем я только о ней вспомнил?!), — единственный, кто может говорить с людьми от имени Бога, и потому все должны внимать Слову Божьему, слетавшему с моих уст. Вроде бы публика восприняла всё это чрезвычайно позитивно и аплодировала мне.
Челны лишь год с небольшим как снова назывались Челнами после переименования из Брежнева. Имя генерального секретаря ЦК КПСС они носили на протяжении шести лет. Сила привычки в произнесении фамилии покойного генсека у всех жителей города, да и приезжих тоже, была в то время ещё сильна, и потому Челны чаще называли Брежневым. Я-то уж, будучи большим поклонником Леонида Ильича, Челны Челнами вообще не называл. Так со сцены и кричал:
— Привет, Брежнев!
Видимо, представляя, что кто-то густобровый за моей спиной ответит мне шаркающим старческим голосом:
— Здравствуй, Вова Ложкин!
Ночь мы провели у местного чувака, для чего целый час ловили мотор на остановке, чтобы добраться от дома культуры до квартиры этого доброго самаритянина, которая располагалась на другом конце города. Квартира оказалась как бы и не квартирой вовсе, а малосемейкой, куда нас забилось человек пятнадцать (вместе с нами прогрессивный брежневец принял ещё одну или две приезжие рок-команды), так что спали вповалку и друг на дружке.
На автобусные билеты до Казани денег почему-то не хватило. Мы стояли на обочине дороги и ловили попутный транспорт. Достаточно быстро моторы попались, хотя пришлось уезжать на трёх, так как в один автомобиль все не помещались.
Сюда нас никто не звал, но Эдик знал какого-то местного парня, который знал другого местного парня, который в свою очередь был шапочно знаком с ещё одним парнем, который был одним из устроителей местного рок-фестиваля. Поэтому мы просто прикатили в Горький и завалились к тому самому третьему по счёту парню — тот, разумеется, перед нашим напором и обаянием устоять не смог и включил нас в программу фестиваля.
На концерте мы неожиданно обнаружили, что собрались здесь большей частью какие-то мутные, замороченные и вообще типа авангардные коллективы, вроде местных групп «Хроноп» и «Холден Колфилд» (которые на поверку как бы оказались одной и той же командой), да и публика тусовалась соответствующая — мутная, мечтательная, хиппово-интеллигентная, короче, «аквариумная», поэтому приняли нас в Горьком прохладно. Можно даже сказать, совсем холодно приняли. Так, жиденькие аплодисменты и даже подозрительно громкий свист, будто мы «Ласковый май» какой-то.