Они вообще, эти путчисты, выглядели на удивление спокойными и аморфными, что меня настораживало и раздражало. Я жаждал битвы, жаждал сплетения орудий и тел, мне необходимо было столкнуть противоборствующие стороны головами, чтобы могучая и величественная реакция от этого столкновения разнеслась по всей стране, рождая новые всплески столкновений и битв, уничтожая её, сметая с лица Земли, посылая новые волны в зарубежные пределы для новых истеричных и прекрасных всплесков Хаоса. Однако с таким чрезмерным спокойствием одной стороны добиться столкновения было проблематично.
— Я к генералу, — ответил я солдату, — с донесением.
— К какому генералу? — спросил тот, ничуть не удивившись моим словам.
— К самому главному.
— Главных здесь нет, — вяло отозвался солдатик. — Здесь вообще генералов нет. Езжай в министерство обороны, все генералы там. Они тебе обрадуются.
Я так и не понял, смеялся он надо мной или был серьёзен.
— Передай старшому, — крикнул я его удалявшейся в темноту спине, — что Белый дом нужно штурмовать сегодня, желательно под утро, когда весь этот сброд заснёт. Их укрепления смешны, смести их легче лёгкого. Если вы не проведёте операцию до утра, считайте, что вы проиграли.
Солдат на мои слова не отозвался и даже не обернулся.
В предутренние часы заснул и я, сморившись после трудного и волнительного дня. У костра в отрядах самообороны Белого дома, где я отвоевал себе пятачок, девушка по имени Мария, искренняя демократка, член какой-то партии и просто симпатичная, правда немного неврастеничная тёлка, повинуясь не то материнскому, не то сестринскому инстинкту, гладила меня по голове правой рукой (левой — плешивого дядю с козлиной бородкой) и, широко раскрытыми глазами глядя на огонь, словно улавливая в нём отголоски всех предыдущих переворотов и мученических смертей защитников демократических правительств, твёрдо и непреклонно шептала в пустоту:
— Они не пройдут. Мы сделаем нашу страну свободной!
Я уверяю вас, что не заснуть под такую мантру в течение хотя бы пятнадцати минут просто невозможно.
Следующий день тоскливым и каким-то осторожно-ожидающим хрен знает чего перемещением воздушных струй сразу же обозначил напряжение и серьёзность исторического момента. Напряжение и серьёзность, многократно усилившись за ночь, так и порхали по крышам домов, перемахивая на человеческие черепушки и застывая на них вдохновенным смятением. Напряжение и серьёзность взывали к терпению и жертвоприношению. Все как-то сразу осознали вдруг, что стоять так под стенами Белого дома можно месяцами, а власть, перешедшая к путчистам, она хоть и коварная паскуда, хоть и не тем даёт, сука этакая, но всё-таки она власть, а значит сила, а значит, что трагические последствия и геморрой на жопу тем, кто против неё, непременно прибудут.
Но адепты демократии стойко держались. К Белому дому приходили новые люди, подъезжали грузовые машины с провиантом и даже оружием. Впрочем, никому оружие это не раздавали, а сгружали куда-то в подвалы.
Вожди свободной России постепенно стали понимать, что такую кодлу народа надо чем-то развлекать. С самого раннего спозаранку защитников Белого дома стала навещать с короткими, но вдохновенными визитами взбудораженная публика в костюмах и галстуках. Собрав вокруг себя народ, эти чревовещатели свободы толкали пламенные речи, а потом снова уезжали (либо скрывались в здании Белого дома) туда, где и делалась история — в некие штабы, головные бункеры и совещательные палаты. Из всех визитёров к народу я узнал только Руслана Хасбулатова — тот был необычайно бодр и весел, чем, конечно же, вселил тонны уверенности в ополченцев. Закончив с короткой и, скажем честно, какой-то малопонятной и невразумительной речью, Хасбулатов, прежде чем скрыться в здании, пожал несколько рук — в том числе и мою.
— Жизнь свою отдадим за свободу! — клятвенно заверил я довольного спикера российского парламента. — Руслан Имранович, а не предпринять ли атаку на путчистов? Неожиданность города берёт.
— Обсудим, обсудим это, — покивал головой Хасбулатов. — Если не сдадутся, обязательно атакуем.
— Ух, быстрее бы в дело! — мечтательно произнёс я, но Хасбулатов уже торопливо нарезал метры к Белому дому и меня не слушал.
Раза три за день я выбирался в город. На противоположную сторону, солдат хунты посмотреть, да и пожрать по-человечески. Вся еда, приготовленная боевыми подругами, до моего рта, не говоря уже о желудке, почему-то не доходила. Денег у меня оставалось всего нечего, но на пару пирожков да на бутылку пива хватило.