Человек-недоразумение

Местными антифашистами, а я уже имел о них кое-какое представление, числилась гопническая молодёжь, которая то ли ради забавы, то ли действительно из сознательных антифашистских побуждений любила отлавливать реутовских членов НСПР и пинать их ногами. Иногда в отместку фашисты отлавливали гопников, но это происходило реже. Объективно говоря, в честном противостоянии силы были не равны, гопники отметелили бы нас за милую душу. Могучими плечами и не менее могучими ряхами гопники однозначно нас превосходили.

Мы бодро прошли пару кварталов. Встречающиеся прохожие взирали на нас несколько испуганно, но в целом равнодушно, что было, в общем-то, странно — настоящих шествий со знамёнами партийцы не устраивали ни разу. Может быть, людям просто не до этого было, может быть, они уже воспринимали всё это как естественное продолжение сгущавшегося в стране с каждым днём абсурда?

После пятнадцати минут молчаливого шествия Круглов дал знак, и в колонне забили в барабаны. Поначалу Саныч предполагал — так он нафантазировал — что в барабаны будут бить не меньше дюжины человек, но барабанов он нашёл всего пять штук, один из них оказался порванным и совершенно негодным к исполнению своих обязанностей, у второго отсутствовали палочки и ничего подходящего вместо них не нашлось, так что зазвучали в тот день лишь три. Парней, согласившихся бить в барабаны, нашли с трудом. Все, едва им заикались о подобной перспективе, тотчас же начинали отказываться, ссылаясь на отсутствие слуха. В конечном итоге Круглов лично приказал стучать в барабан трём недавно принятым в партию новичкам и вопрос этот закрыл. Они забарабанили, но как-то несогласованно, нечётко. Не впечатляюще звучала эта дробь.

Я видел, оглядываясь на братьев-фашистов, что настроение у них неважное. Неохотно они маршировали, даже стыдливо. Перед началом марша многие откровенно высказывали вслух своё недоумение от затеи Саныча. Вот, мол, тоже, глупость какая — провести психическую атаку на жителей города, пройтись маршем под барабанную дробь. Кому это, на фиг, нужно?

А Круглов, он именно этого и хотел, именно психического шоу и жаждал. Под барабанную дробь, организованным маршем, под развёрнутым фашистским знаменем пройтись по городу — и чтобы все видели, и чтобы все трепетали, и чтобы все обсирались от страха. Да нет, в этом была логика, в этом был расчёт, и жаль, что многие партийцы по трусости своей его не поняли. Я же почувствовал всю прелесть предстоящего марша сразу, всю его голливудскую красоту и броскую постановочную привлекательность: Андрей Александрович был не дурак, он понимал, что в наш век символов необходимо проникать в человеческую душу и подкорку не только с помощью слов, но и ярких действ. Вот так взять и показать всем, что именно он, Круглов, в городе хозяин, что именно мы, русские фашисты, контролируем ситуацию, и чтобы все это знали, и чтобы все с этим смирились. Ну а если ты рано или поздно собрался брать власть в свои руки, то негоже, да и вовсе некрасиво прятаться по подвалам и лесным чащам. Гитлер именно так и пришёл к власти — будоражащей кровь театрализованностью, эффектными маршами с чеканящими шаг штурмовиками, барабанной дробью и раскатистыми песнями.

Песни, вот чего не хватает нам сейчас, песни! Я оглядывался по сторонам и понимал, что из всеобщего уныния нас может вывести только она. Почему-то никто не предусмотрел их исполнение. Но это же единый настрой, это универсальная волна, на которой враз начинают работать души. Без песни никак.

— Андрей Александрович, может, споём? — крикнул я впереди идущему Круглову.

— Споём? — повернулся тот. — А что, хорошая идея. Только что?

— Давайте что-нибудь советское, патриотическое! Это будем нам созвучно. Что-нибудь простое, чтобы все знали.

— Ну предложи, мне ничего в голову не приходит.

Он тоже был немного потерянный, видимо, чувствовал, что всё развивается не так, как планировал, не с тем настроением.

Я на мгновение задумался. Но лишь на мгновение.

— Над грани-и-и-ицей тучи ходят хму-у-уро, — затянул я во всё горло, — край суро-о-овый тишиной объя-а-ат…

Саныч удовлетворённо кивнул и подхватил вслед за мной:

— У высо-о-оких берегов Аму-у-ура…

За нами один за другим включались и остальные штурмовики:

— Часовы-ы-ы-е Родины стоят!

Несколько секунд — и пели мы все. Я видел, чувствовал: задышалось легче, полной грудью, лица порозовели, в глазах появился блеск. С каждым мгновением рокот пения нарастал, усиливался, превращался в могучую волну, способную снести на своём пути всё.