Человек-недоразумение

Передовицей с переносом на вторую полосу в газете шла статья Саныча о современном раскладе российских политических сил. Статья, надо сказать, неглупая. В ней, например, он настоятельно предлагал президенту распустить Верховный Совет, избранный ещё в советские времена, а оттого, по его мнению, нелегитимный, и провести выборы в новый демократический (он, между прочим, был на данном историческом этапе за демократию) парламент, который предлагал создать по образу и подобию существовавшей в дореволюционной России Государственной Думы. Интересно, Ельцин в том числе и по предложению фашистской партии примет чуть позже это самое решение? В статье Круглов предсказывал в случае избрания нового парламента победу на выборах русских националистических сил.

Имелась в газете и моя глубокомысленная заметка о нарождающемся в России классе буржуинов-собственников и их зверином оскале, который они рано или поздно простому трудовому народу продемонстрируют. Так, свободные размышления. Надо сказать, что в печать она прошла с большим трудом и лишь по той причине, что надо было чем-то забить подвал на третьей полосе. Евграфов пробурчал что-то о том, что «в ней нет ни одного факта, что рассуждения банальны и дальше кухонных разговоров не идут, и что мне настоящей публицистике ещё учиться и учиться». Вероятно, так оно и было, но я кроме всего прочего полагал, что реакция его на эту статейку оказалась негативной ещё и потому, что руководство Национал-социалистической партии, несмотря на упоминание в названии социализма, не к нему в конечном счёте стремилось и не на народные пожертвования жило, а на финансовые подачки некоторых господ из числа этих самых буржуинов. В любом случае, я после той небольшой обструкции главного редактора обиделся и даже заимел на него какой-то не вполне понятный мне самому зуб. Понимал умом, что зря, что Евграфов меня на работу принял, за что я должен быть ему благодарным, а вот всё равно заимел. Такая я обидчивая сволочь.

— По мере сил знакомим, — терпеливо, хотя и с видимым недовольством, отвечал Круглову Евграфов. — Ведём беседы, агитируем (в наши обязанности входила и вербовка новых членов). Люди слушают нас внимательно. Но с деньгами расставаться не торопятся. Это и понятно, тяжело они им достаются.

Круглов покивал, вроде бы понимающе, но в то же время недовольно, и отошёл от главреда ко мне.

— Здорово! — широкой улыбкой и крепким рукопожатием приветствовал меня Саныч. — Ну чё, Вовка, как жизнь молодая? Не замёрз?

Стояла зима, я действительно иногда подмерзал на улице, если было слишком уж морозно и ветрено. Старый, потрёпанный, но ещё жизнеспособный тулуп у хозяйки в доме нашёлся, она любезно мне его одолжила, а зимние ботинки с шапчонкой-гандончиком пришлось покупать самому, на самую первую зарплату. Шапка-то ещё ладно, не шибко мёрзла в ней голова, а вот ботинки, видимо из желания сэкономить, приобрёл я говённые. Тонкие, дрянные, а потому ноги в этих стояниях на улицах стали для меня самой проблемной частью тела. Не помогали даже шерстяные носки, тоже великодушно одолженные (а вроде бы даже и подаренные) хозяйкой.

— Не, нормально, — отозвался я с такой же широкой улыбкой.

Зачем человека обижать, если он мне симпатизирует?

— Прочитал статью твою, — достал Круглов из кармана пачку сигарет и предложил мне закурить. Я отрицательно помотал головой, не курю, мол. — Здравые рассуждения, верно подмечено. Скоро, очень скоро взвоем мы от этого нового класса собственников, за который так яростно боролись. Не мы, конечно, боролись, а эти все… Помяни моё слово, лет через десять большая часть населения России будет вспоминать Советский Союз очень и очень добрым словом. Только ничего уже вспять не вернёшь. Я вот, к примеру, на том самом референдуме голосовал за сохранение Союза. Потому что в нём присутствовали черты фашистской государственной строгости. Хоть и сильно разболтанные, но всё же присутствовали. Советский Союз — это была великая держава. Уникальная. Её бы чуть-чуть в другую сторону подтолкнуть, и стала бы страна счастливейшей на свете. Но не дали ей этого, не дали. Топчат страну, уничтожают. Если в ближайшие два-три года мы к власти не придём, ничего от России не останется. Вообще ничего.

Покуривая, Саныч стоял рядом и обозревал окрестности.

— Адвентисты седьмого дня, что ли? — презрительно кивнул он в сторону тусовавшейся у своего собственного лотка кучки молодёжи.

— Вроде бы Свидетели Иеговы, — поправил я его.

— Та же самая дрянь, — поморщился партийный босс. — Лучше православия нет на свете религии. Хотя сам я атеист. Но русским людям без православия нельзя, это суровая религия, а потому дисциплинирует.

— Я тоже атеист, — сказал я для чего-то.

Круглов на эти слова не отреагировал. Задумчиво смотрел не на сектантов уже, не на дома и машины, а куда-то в далёкую-предалёкую даль, светлую и величественную, статную и счастливую, отчего взгляд его сделался туманным и грустным.