Человек неразумный

Пассажиров было немного: пара туристов в широкополых соломенных шляпах да носатая пожилая брюнетка в чёрном шёлковом платке и в чёрном шёлковом платье. Проехав несколько кварталов Адлера, шофёр затормозил и впустил в драндулет невысокого толстого кавказца. Бросились в глаза широченный блин тёмно-синей кепки и пузырь живота, перекинутый через низко опущенный ремень. Проходить в «салон» толстяк почему-то не пожелал. Правую ногу он занёс на верхнюю ступеньку лесенки, а левую оставил на нижней. Приняв эту странную позу, новый пассажир стал живо и громко обсуждать с шофёром какие-то актуальные дела. К сожалению, разговор шёл на незнакомом языке с большим количеством экзотичных звуков типа бх, кх и тх.

Драндулет мчался с неожиданно высокой скоростью, но лишь иногда взгляд водителя отрывался от собеседника. Более того, весьма нередко (видимо, для выражения каких-то особенно бурных эмоций) обе волосатые руки шофёра взлетали к дырявому потолку и отнюдь не спешили снова прильнуть к рулевому колесу. Вскоре в разговор двух кавказцев включилась и строгая дама в чёрном. Судя по её мимике, говорила она о вещах далеко не весёлых, но шофёр и толстяк то и дело хохотали. На границе с Грузией шофёр подобрал ещё нескольких туземцев, и разговор на непонятном языке стал ещё громче и оживлённее. Почти все смеялись и громче всех водитель. За окнами неслась навстречу ровная местность, покрытая кукурузными полями и виноградниками.

После села Гантиади культурные насаждения исчезли, и экс-автобус, ничуть не сбавляя скорость, стал бодро взбираться на довольно крутую гору. Справа сквозь деревья замелькало сверкающее море, слева на шоссе навалилась каменная стена с отрицательным уклоном. Несмотря на частые повороты, в поведении шофёра существенных перемен не происходило. Он по-прежнему едва касался баранки, да и то лишь на поворотах, всё остальное время его руки выполняли роль органов жестикуляции. Через полчаса деревья справа стали ещё реже, и вдруг всё справа – и деревья, и камни, и даже придорожная земля – куда-то пропали, и Заломову показалось, что они парят над бездной. Он ахнул от ужаса и красоты, но тут же понял, что это ещё не конец – их повозка бодро катила по припаянному к скале узенькому бетонному карнизу, огибая на большой высоте горный хребет, круто спадающий прямо в синее море. Далеко внизу, на самом дне пропасти, мелькнули белые скалы, полотно железной дороги, узкая полоска пляжа и входящий в туннель длинный грузовой состав. Опасаться автомобильной катастрофы уже не имело смысла – падение с такой высоты сводило к нулю шансы даже на страдания. Было прекрасно и жутко. «Какие сочные краски! Какие странные люди! – глаза Анны заблестели. – Я помню это место, сейчас будут Гагры!» Действительно, вскоре дорога пошла под уклон. Ещё несколько поворотов – и перед ними открылась довольно просторная долина небольшой горной речки. Пролетев по широкому бетонному мосту, драндулет резко затормозил, и шофёр выкрикнул: «Стари Гагри, пансионат Жоэквара». Анна схватила Заломова за руку: «Дорогой, это же то самое место! Выходим!»

Драндулет унёсся на юг, оставив их на шоссе возле таблички «р.Жоэквара». Некоторое время они стояли как вкопанные, не в силах оторвать глаз от дивного ландшафта. Высоченные горы, покрытые кудрявыми соснами, обрамляли вход в глубокое ущелье, через которое был перекинут железнодорожный мост с белыми перилами и помпезными светильниками в стиле сталинского ампира. Всё обширное пространство между этим роскошным мостом и шоссе, на котором они стояли, занимала площадь с фонтаном, чьи струи омывали классические формы трёх бронзовых дев.

Заломов с Анной пересекли площадь (которую тут же окрестили «Площадью трёх граций») и бодро двинулись по асфальтированной дороге, уходящей вглубь ущелья. Они не прошли и сотни шагов, когда услышали позади себя: «Квартиру ищете?». Обернулись – на них внимательно и серьёзно смотрела пожилая женщина в чёрном шёлковом платье. Кавказка была смугла и горбоноса, губы сжаты, тяжёлые зеленоватые веки до половины закрывали выпуклые чёрные глаза. Оказалось, она сдавала комнату в небольшом домике, мимо которого они только что пролетели, даже не заметив его в густых зарослях вечнозелёной растительности.

Обстановка снятой ими комнаты отличалась крайней бедностью: две железные кровати с продавленными пружинами, стол, накрытый затёртой клеёнкой, и два грубо сколоченных табурета. Не вписывался в убогий интерьер лишь великолепный фикус, который мог бы украсить гостиную любого богатого дома. Единственное окошко было заплетено виноградом, поэтому в комнате даже в середине дня было темновато. Впрочем, недостаток света не помешал Заломову разглядеть приколотую к стене Леонардову Мону Лизу, вырезанную из журнала «Огонёк». Мерцающие тени виноградных листьев весело играли на молодом женском лице, выхваченном из глухого то ли бытия, то ли небытия.