Понятно, что с человеком все обстоит не так. Я упомянул животных по одной причине — чтобы мы увидели изначальный примитивизм чувства собственной важности. Оно начинается с простых целей. И декларируется лишь двумя лозунгами, которые мы давно вытеснили из своего сознания: "Я — хозяин территории (пищи, самки, норы или берлоги)" и "Я — вожак данной группы (получаю больше всех и отвечаю за остальных)". Животная социальность становится фундаментом человеческой социальности.
Эти базальные чувства обретают плоть под влиянием главного содержания человеческого тоналя — ментально-манипуляционного. Ибо в нашем сообществе ценность имеют навыки, умения, знания. Мы хотим быть осведомленными и специализированными существами. Мы построили знако-во-символьную цивилизацию. Физическая сила, ловкость, мудрость охотника и земледельца утратили свое значение. Ведь мы живем в системе опосредованных отношений с внешним миром. Отношения опосредованы набором знаний и соответствующих умений.
Никто не ждет от президента страны особой ловкости в погоне за дичью. Никто не ждет от программиста умения выращивать большие урожаи зерновых. Даже простой водопроводчик не обязан уметь ставить силки на зайцев или ходить с рогатиной на медведя.
Мы невероятно далеки от природной среды, где живое благодаря своим стремлениям становится более живым. Мы живем в мире знаков, в мире семантики. Поэтому человеческое чувство собственной важности не имеет прямого отношения к выживаемости — более того, оно не имеет отношения ни к чему Реальному, только к отношениям между людьми — бесконечно искусственным, условным, химерным.
Безусловно, человеческая ментальность — образование позднее. Значительная часть популяции с ней до сих пор не свыклась — т. е. не постигает, но учитывает. Это как любой крестьянин хотел бы выучить сына на профессора — ему непонятно, зачем, но он убежден, что это хорошо и вызовет уважение односельчан. Ментальность (т. е. освоение символьно-абстрактного мышления) в нашей модели цивилизации обеспечивает исполнение социальной и социополовой роли. Сколько людей бросило бы учиться в наших университетах, если бы им просто сказали, что плотником быть более почетно, чем профессором!
Это — символы, это социальные ценности, это — фундамент нашей технологической жизни. Никакой кризис и никакая революция не могут изменить данного положения дел. Главное знание цивилизации — ментально-манипуляционное, и это не зависит от жалования, от сиюминутных общественных приоритетов. Это — парадигма цивилизации как таковой. Программист "лучше", чем комбайнер. Ядерный физик "лучше", чем копатель могил на городском кладбище. (Независимо от зарплаты.) А почему, собственно?
Потому что общество делает само себя не с помощью охотников и гробокопателей, а с помощью ученых, специалистов и руководителей. Это заложено в самой модели. Нередко успешный бизнесмен, заработавший целое состояние, продолжает завидовать какому-нибудь биохимику, который за всю свою жизнь ничего не видел, кроме пробирок и единственного микроскопа. Потому что ранний импринт социальной роли у этого бизнесмена заключается в умении делать то, чего другие делать не умеют. Ментальное умение служит исполнению социальной (цивилизационной) роли. Любое иное умение бесплодно и бессмысленно. Конечно, мы ловко обманываем сами себя — недаром сотворили цивилизацию знаков и символов! Мы можем сказать, что высший смысл человека — "делать деньги" или "возглавить социальную структуру". Более того, мы способны в это поверить. Люди могут быть удивительными чудаками — всю жизнь потратить на собирание марок, на построение домиков из спичек, на отращивание ногтей или волос. Но суть проблемы от этого не меняется — мы хотим делать нечто важное, чтобы испытать гордость за свое имя, свой род, свое участие в миротворении.
Наши попытки найти место или просто достойное выражение лица в мировом процессе, не нами начатом и не по нашим правилам, — вот реальная суть чувства собственной важности. Масштаб может быть самым разным, как и уровень притязаний. Один стремится быть вождем народов, другой — хорошим отцом или мастером по починке стиральных машин.
Так или иначе, двигателем всех социальных действий оказывается чувство собственной важности. Именно это чувство создает культуру, социум, цивилизацию. Его детище -образ себя и личная история. Его сила — озабоченность собственной судьбой. Его конечным продуктом становится полноценное эго.
Следует верно понять масштаб трансформационного замысла толтеков — избавить человека от ЧСВ, значит лишить его роли в человеческой цивилизации. Для социального мира это даже страшнее, чем победа над страхом смерти. Это вовсе не христианское смирение, это — игра, где каждый имеет возможность попробовать себя в любой роли. Огромная сила, которая поддерживала ЧСВ, никуда не исчезает — она просто получает бесчисленное множество выборов, ролевых игр, она делает нас разными и подлинно свободными. Условность роли резонирует с условностью самого человеческого мира — в такой ситуации возможно все.