Человек, обманувший дьявола. Неполживые истории

И так они сделали со всеми. У всех все отобрали, даже им самим ненужное. Даже блондинку с тугими сисярами (ее себе забрал какой-то старикашка, остро ненавидящий всех неимпотентов).

А отнимать чужое у этих странных людей получалось хорошо, потому что они только этого и хотели. Хотели со страшной, нечеловеческой силой, до свербежа и искр в глазах им хотелось обирать людей, обирать и мучить, оставлять их голыми и несчастными, а потом глумиться над ними, показывая им издали награбленные у них трофеи.

Люди несколько прихуели, столкнувшись с таким явлением. Постепенно они научились защищаться. Но к тому моменту желающие странного организовались, укрепились и придумали множество способов отнимать, выманивать, вымогать, переперепродопокупать или еще каким-нибудь образом лишать людей их имущества, спокойной жизни и счастья.

И люди отчаялись в своих желаниях. Сначала они перестали хотеть красивых вещей, вкусной еды и прочих радостей жизни: они уже поняли, что все это у них отнимут. Они стали хотеть «хоть чего-нибудь» – вареной брюквы на обед и полбы на ужин. В надежде, что желающие странного не позарятся хоть на это.

Так мир впал в нищету и жил в ней веками.

Но желающих странного это не устроило. Сами они, конечно, жили жирно и сладко, ибо их собственные желания материальных благ неизменно удовлетворялись. Однако они заметили, что люди начали не только ненавидеть, но и презирать их за их подлое богатство, а это было как раз то, чего они не хотели. Они хотели презирать других сами, а в ответ получать только зависть и обожание.

Тогда они начали кое-что отдавать людям назад. Разумеется, не всем, не всегда, дозированно и понемножку. Главное было – поддерживать иллюзию, что можно жить нормально и что-то иметь, не принадлежа к желающим странного. Людям отдавали ровно столько, чтобы эту иллюзию поддерживать.

Изменились и сами желающие странного. Если раньше они еще желали чего-то такого, чего желали остальные люди, то теперь у них осталось одно желание: презирать и иметь повод для презрения. Все материальные желания – ну там самолет, машина или даже сисястая блондинка – стали в их глазах свойством смердов, которых они обирали и обижали. То есть чем-то презираемым.

Желающие странного дошли даже до того, что научились внушать людям глупые и гадкие желания и потом кривили губы, глядя, как люди занимаются всякой дрянью…

2. Не совсем сказка

– Отец, но почему ты отказываешь мне в наследстве? – возопил Том, осторожно оглаживая на груди накрахмаленную рубашку.

– Потому что ты растратишь мои деньги на удовольствия, – прохрипел отец.

– Но на что еще их тратить? – возопил Том. – Отец, зачем ты их тогда копил?

– Не надо любить удовольствия… Надо любить деньги… – Отец поперхнулся, но сделал усилие и выплюнул мокроту в тазик. – Деньги… надо любить деньги…

– Деньги стоят столько, сколько на них можно купить, – в который раз повторил Том. – Иначе зачем они?

– Дурак… Щенок… Деньги хороши не тем, что можешь на них купить ты… А тем, чего на них не могут купить другие… Я смотрю на свое золото и думаю о том, что на эти деньги можно накормить тысячи бедняков… а так они будут подыхать от голода… в этом счастье… хе-хе… кхе-кхе, – старик снова закашлялся. – Лишить бедных счастья – вот в чем истинная цель богатства… Ты всего лишь белая двойка… Ты не получишь Градуса…

– Отец, ты безумен, – решился наконец Том. – Ты сошел с ума. Сейчас придут два врача и засвидетельствуют это. А я пойду в подвал и возьму твои деньги.

Отец хотел что-то сказать, но поперхнулся и на этот раз не смог выкашлять сгусток крови.

Когда Том спустился в подвал, сундуки были пусты.

3. Не сказка

Комиссар положил ноги на стол. Грязные сапоги брякнули по резному столику.

– Че, клифт?

Фурман почесал в затылке.

– Ну… Только грязно тут у вас, – он обвел взглядом загаженную комнату.

– В этом весь цимес! – снизошел комиссар. – Это ж царские покои! Тут ихний царь спал. Занавесочки тут всякие, вазочки… тьфу. А вот этот столик какой-то крепостной полжизни вырезал. Полжизни! А я его – опля! – Он постучал сапогами по столешнице. Нежный лак пошел трещинами.

– Опля! – Комиссар вскочил на столик и принялся его топтать. Из-под сапог летели кусочки разноцветного дерева.

«Черная четверка, – решил Фурман. – Скорее всего, их высший уровень – черная семерка, как у Троцкого… но не выше. Хотя власть мы им дадим. На полвека… а там посмотрим».

4. И совсем другая история

Ловко крутящийся лакей подвалил с подносиком, на котором стояли высокие бокалы с шампанским.

– Хорошо, – сказал Жора, отдуваясь после бокала шампусика. – Живем, бля. Всю жизнь мечтал попробовать.

Смотрящий смерил Жору взглядом и мысленно записал ему черный ноль. Этот был безнадежен.

– «Дом Периньон», – оценил Сева. – Да, ничего винишко.

Смотрящий поставил ему белый ноль. Этот что-то смутно чувствовал – ну хотя бы то, что нельзя восхищаться тем, что потребляешь. Но не более того.