Человек. Образ и сущность 2016. Гуманитарные аспекты. Информационный универсум и самосознание современного человека

А пока нам нередко доводится испытывать шок от некоторых, например, кадров военной хроники, террористических актов и т.п.: неужели все это делают люди, действительно люди, или это уже действительно существа какой-то другой природы, неведомых науке побочных ветвей эволюции? Ведь ныне, например, вопрос нередко встает даже уже не только о размерах гуманитарной катастрофы, но об обрушении самих исконных человеческих представлений о добре и зле, о мере допустимого для нормального человека, об утрачиваемой опять же нормальным человеком способности чувствовать «чужое» страдание, о справедливости, апеллирующей к совести как сугубо, специфически, показательно человеческому качеству. Известно, что совесть традиционно трактуется как глубоко прочувствованное и ощущаемое, интимно переживаемое осознание человеком своего единства с миром, внутреннего родства и с ним, и с окружающими людьми (положение, объединяющее в культуре философскую этику и христианство), и потому религия, например, считает совесть выше каких-либо идей, ибо идеи преходящи, совесть же неизменно выступает центральной осью, связывающей всех людей в едином ощущении ими и общей своей связи, и общего смысла бытия их как родовых существ, и некой безусловной правды, которая существует или должна обнаружиться и осуществиться. Однако, что странно, из сферы современной науки оказалась почти полностью элиминирована традиционная этическая проблематика, даже в вопросах, непосредственно затрагивающих перспективы существования человека.

И, кроме того, совсем уходит из обсуждения проблема должного, проблема идеала. Отсутствие героя, без которого общество становится безликой, не имеющей духовно-человеческого измерения толпой, уже начинает ощущаться в функционировании не имеющей и подлинной человеческой индивидуальности современной «цивилизьяны», по выражению А.Н. Павленко (Павленко, 2008, с. 75–86), который утверждает, что сам по себе технический прогресс еще не означает развития человека как индивида, как личности, просто человек начинает привычно и бездумно оперировать более широким набором более сложных приборов и механизмов и сам становится (все более) «машиносообразен». Эта бесформенная текучесть бездумно функционирующей массы, которой ничто не сообщает ни смысла, ни сугубо человеческого измерения – тем более не предполагает ни осмысленной цели собственно человеческого развития, ни специфически человеческой духовной наполненности жизни разноязыкой толпы «квалифицированных потребителей», плывущих по инерции, – как бы по определению не подразумевает появления исключительных личностей, будучи материально безлика и духовно безгеройна.

Мир маленьких людей с маленькими интересами и мелкими проблемами, с мелкими ценностями и устремлениями, маленькими мечтами и желаниями, мелкими играми и целями все чаще становится как непосредственной реальностью, так и предметом современного искусства: так, С. Минаев весьма красноречиво называет свою книгу «Духless. Повесть о ненастоящем человеке» (12). Подобная атмосфера и подобное настроение от безысходности и безвыходности пребывания в маленьком мире передаются всем повествованием и в недавней книге В. Брагина «Поколение €700» (Брагин, 2010) через созданный автором образ типичного представителя современного массового слоя, «топ-лузера» – разновидности массового человека, выступающего противоположностью «виннеру» (победителю) и смирившегося со своим вечным, неустранимым, неисправимым, как бы «назначенным» ему «потолком» возможностей, не находя нравственных сил на какую-либо альтернативу… Ощутима при этом как бы перекличка с созданным В. Пелевиным (Пелевин, 2007) известным романом «Generation P» (дающим общемассовое среднестатистическое представление о типичных чертах численно преобладающего «поколения “Пепси”»).