Человек. Образ и сущность 2016. Гуманитарные аспекты. Информационный универсум и самосознание современного человека

Гуманисты, говорящие о вечной и неизменной человеческой природе, трактуют сверхчеловека как идеал человека вечного, каков он есть, был и будет, но просто как бы «очищенного» от недостатков неравномерного развития разных его сторон и «хорошо исполненного». По сути, содержанием гуманизма, при всех его благих намерениях, в его логическом развитии вполне может оказаться близорукое сведение самого мира к мерке человека в некоем их взаимно застывшем идеализированном виде. В этом случае возникает ситуация, в которой, как пишет французский философ-традиционалист Р. Генон, речь идет о том, «чтобы все свести к чисто человеческим меркам, абстрагироваться от всякого принципа высшего порядка и, говоря символически, отвратиться от неба под предлогом завоевания земли…» (Генон, 2004, с. 172).

В целом это может оказаться достаточно недальновидной тактикой человека, опасающегося всего нового и отказывающегося от всякого движения, тем более поиска, из боязни возможных неблагоприятных последствий. Как это напоминает упования людей на то, что все пути им уже указаны и даже все их возможные грехи уже искуплены – на Кресте мужественным Сверхчеловеком, который после распятия воскрес Богом, обозначив парадигму истинного пути: удобно прячась за Его Крест, они старательно забывают, что у каждого так или иначе имеется «свой крест», и каждый должен сам нести этот свой крест, и это нельзя отменить… Сын Божий, но он же и сын человеческий, зная, но не страшась предстоящего (хотя, как известно, была трудная ночь сомнений в Гефсиманском саду…), не свернул со своего Пути.

В то же время идеал может существовать не столько как конечный образ достижимого, сколько в качестве «указателя» направления движения к развивающейся цели. Гуманистический антропоцентризм, в определенное время бывший эволюционно и духовно необходимым с точки зрения оформления самосознания человека, утверждения его в мире, впоследствии становится неким сужающим мир представлением, замыкающим человека в искусственно остановленных рамках (границах) понимания самого феномена человека, его реально видимого развития и его реального места в мире. Навязывая миру свои застывшие меры и нормы, человек и сам начинает инволюционировать, и его идея сверхчеловека выхолащивается, вырождается в самолюбующемся «подчеловеческом» (по выражению Н.А. Бердяева (Бердяев, 1989, с. 169)) человеке.

Таким образом, для дальнейшего движения, в особенности движения вверх, нужен прежде всего четко осознаваемый (мысленно постулируемый) вертикальный вектор движения. В свое время подобный вектор восстановил Платон. Он как бы ответил и на утверждение Протагора: «Человек есть мера всех вещей»8 – и на замечание по этому поводу Сократа, добавившего: «Человек как мыслящий есть мера всех вещей» – своей формулой: «Бог есть мера всех вещей, и мера наивысшая», предложив тем самым истинный масштаб и ориентир для оценки и вещей, и человека. Всё-таки не человек и даже не сверхчеловек, а Бог мыслится как та высшая форма, которая традиционно сообщает истинную меру и смысл человеческого и то реальное место, которое занимают в этой системе и человек, и сверхчеловек – каков бы ни был и каким бы ни мыслился иногда в разных традициях этот второй (мессия, полубог…). При этом Бог выступает как некое условно-конкретное представление о высшем Бытии, недостижимом для человека, которому, однако, Он уделяет нечто от Своей природы (создав человека по Образу и подобию Своему…). Сын Божий «соделался сыном человеческим, чтобы сыны человеческие соделались сынами Божиими (по Благодати)».