— Вот почитай-ка, — и Яков Максимович передал Томину газету центрального органа Российской Социал-Демократической Рабочей Партии «Пролетарий» со статьей Искрина. В ней писалось:
«Ураганом пронесшееся в России аграрное движение не прошло бесследно и у нас за Уралом в деревне. Зарево пожара крестьянского восстания, охватившего деревню в России в борьбе с царским правительством и помещиками, осветило и нашу, сравнительно сытую и спокойную, деревню. Крестьяне Каминской волости Челябинского уезда при выборе уполномоченных во вторую думу, решили дать наказ. Они писали: «…Страна задыхается под гнетом виселиц, расстрелов и исключительных охран. Исстрадавшийся народ ждет от новой думы разрешения всех своих неотложных, наболевших нужд и пламенных надежд. Между тем мы видим, что министры с еще большим упорством, чем раньше, отстаивают старый порядок и ничем не обузданный разгул чиновного произвола. Очевидно, что новой думе придется с самодержавным правительством вести еще более ожесточенную борьбу, чем в 1-й думе — борьбу не на жизнь, а на смерть…
…Поэтому мы наказываем вам выбирать в Государственную думу тех, на чьем знамени написано: «Вся воля и власть — всему народу! Вся земля, воды и леса — всему трудящемуся народу».
Статья заканчивалась словами:
«Известно, что посеешь ветер — так и пожнешь бурю: и эта буря не заставит себя долго ждать. Сами царские слуги только и делают, что озлобляют и грабят и без того разоренный народ. Скоро лопнет терпение народа. Грянет снова буря и сметет ненавистное народу иго самодержавия со всеми его приспешниками.
Николай откинулся на спинку стула и минуту сидел в глубокой задумчивости.
— Сильно написано! Надо обязательно размножить статью — и в деревни, — проговорил Томин.
— Вот это и надо было мне услышать от тебя. Печатай, борьба продолжается, — и Яков Максимович отечески обнял Николая за плечи.
1910 год. Весна пышная, буйная. Николай возвращается с ярмарки. Настроение чудесное и он вполголоса поет. Домой приехал поздно. С думой о завтрашней встрече он ложился спать. Но что это?! Под подушкой письмо от Ани. С волнением вскрыл.
«Колюшка, милый, хозяйка говорит, что если я еще раз встречусь с тобой, то меня и маму выгонит. Что делать?»
Николай едва дождался рассвета. На вопрос любимой; — «Что делать?» ответил: «Пожениться!»
И вот они муж и жена.
ШКВАЛ НАД ОКОПАМИ
Июль 1914 года.
Солнце поднимается все выше, палит все сильнее.
По улицам Куртамыша огромным ужом ползут в туче пыли подводы с новобранцами. От причитания и воя баб, пьяных песен и заливистого рыдания гармошек, от крепкой брани над селом стоит раздирающий душу стон.
В казачьей форме, туго подтянутый ремнем медленно идет Николай Томин.
Левой рукой держит под уздцы коня Ваську, правой сжимает руку подруги. Аня в темном платье, легкая косынка опущена на плечи, толстые косы туго скручены на затылке.
Идут молча, только все крепче и крепче сжимают друг другу руки.
За рекой поднялись на увал, остановились. В большой чаше, как на ладони, раскинулось огромное село. К западной окраине его темной стеной подступил сосновый бор. Из леса вырвалась река и, пропетляв около огородов, ивовых и тополевых рощ, вбуравилась в частокол могучих сосен. И вспомнились в минуту разлуки первые встречи, тихие лунные ночи, дорогие сердцу места.
День жаркий и тихий. Только редкие дуновения ветерка слабо колышут косынку, яркие блики срываются с кокарды и пуговиц Николая.
По пыльной дороге непрерывно движутся подводы. Взревела однорядка, и пьяные голоса затянули прощальную: