Человек-огонь

— Напрасно вы, товарищи, паникуете, — устало и с недовольством заговорил Абрамов. — Все это временное явление и…

— Советам конец, если белочехи ударят с севера, а дутовцы — с юга, — подхватил в тон ему Томин. — Вы все еще не верите казакам, а без кавалерии нам не обойтись.

Для обсуждения столь важного вопроса созвали Чрезвычайный уездный съезд Советов.

— Мне непонятно, почему товарищ Абрамов и некоторые другие против организации кавалерийских частей из казаков, — начал свое выступление Томин. Он весь внутренне собрался, словно сжатая пружина. — Эту политику еще кое-как можно было понять в период первой обороны Троицка: тогда вы не верили казакам и боялись, что они повторят девятьсот пятый год. За это время трудовое казачество, хватившее фронта, доказало, что оно за Советскую власть! Вот в газете один молодой казак сказал вроде бы за всех нас.

Томин зачитал:

«Армия нам необходима, это защита от наших врагов. Если придет враг, буду биться с ним до смерти, если Дутов попадется, ему несдобровать, если даже отец пойдет против Советской власти, я его убью».

Так думает и говорит трудовое казачество. Оно нынче ума набралось — большевики и Ленин ему многое растолковали. Так-то, времена другие и казаки стали другими.

Споры были жаркими, и наконец съезд большинством голосов решил сформировать кавалерийский полк из казаков-фронтовиков, а для этого направить в станицы агитаторов.

С восходом солнца агитаторы в разных направлениях выехали из Троицка.

3

Станица Соколовская вытянулась ровными, словно шеренги солдат на смотру, улицами.

В ясный теплый полдень Томин ехал по улице, ведущей к центру. По щиколотку утопая в песке, Киргиз шел медленно, устало.

На площади, перед станичным. Советом, многолюдье.

«С чего бы это сход? Неужели дутовские агитаторы опередили?» — подумал Николай Дмитриевич.

К станичному Совету Томин подъехал никем не замеченный. Привязал коня и подошел к крыльцу, которое служило трибуной.

За столом, накрытым красной скатертью, стоял председатель станичного Совета Федор Гладков. Низкорослый, с широкими покатыми плечами, он уверенно вел сход. Молоденький казачок, секретарь Совета, низко опустив голову, так, что его рыжие волосы касались бумаги, строчил протокол.

Сход решал вопрос о переделе сенокосных угодий. Казачья беднота и иногородние требовали разделить покос по едокам. Зажиточные казаки отстаивали прежние порядки, при которых иногородние и женщины-казачки земли вообще, а значит и покосов, не имели.

— Царя-батюшку провоевали, Расею немцам продали, над верой христовой надругались, а теперь на чужое добро заритесь? — сыпал добротно одетый дядя с окладистой бородой; черные волосы кустятся у самых глаз. В станице его прозвали «Мохнатый Пес».

— Земля ничейная и по Декрету Советской власти на нее равное право имеют все, — раздался голос из толпы.

— Не перебивайте гражданина Гибина, — потребовал Гладков. — Пусть выбрешется до конца.

— Брешет твой кобель, — огрызнулся Гибин.

— Мы его брехню давно слышим, надоело, — недовольно откликнулись казаки.

— А ты, Федор, взялся за дело, так веди сход, как положено. Декрет о земле у тебя есть, вот и действуй, как там написано.

А Гибин продолжал:

— Понаслухались смутьяна Томина и как энти самые птицы твердите: Советы, Советы… Часуют ваши Советы, не сегодня-завтра отходную им пропоем, — распалился он и топнул подкованным сапогом. — А из Томина вашего саморучно кишки выпущу и на плетень развешаю сорокам на корм. И вот вам, а не земля! — Гибин выставил кукиш.

Гладков не стерпел, стукнул по столу и крикнул:

— Бреши, да знай меру!

Народ взбудоражился. Большинство требовали прогнать выступавшего с крыльца, богатеи поносили большевиков, поддерживали Гибина.

— Разрешите пару слов, — и Томин в один миг оказался на крыльце.

— Томин! Кольша!.. Николай Дмитриевич! — смешались воедино удивленные, радостные и злобные возгласы людей.

— Николай Дмитриевич! Как это тебя занесло к нам? — спросил обрадованный Гладков.

— Сейчас узнаешь, — спешно пожимая руку Гладкова, ответил Томин.

— Слово имеет председатель казачьей секции Троицкого Совета рабочих, крестьянских, казачьих и мусульманских депутатов товарищ Томин! — объявил Гладков.

Томин обвел всех пристальным взглядом.

Две враждебные группы стояли перед ним. Слева фронтовики, казачья голытьба, иногородние крестьяне, которых казаки называли «мужланами», справа — богатеи в казачьей форме, при крестах и медалях.