Предупреждая врага, Алтайская бригада, как огромная сжатая пружина, мгновенно развернулась, страшной силы удар обрушился на банды одновременно.
Бросая награбленное добро, краденых жен, оружие, убитых и раненых, басмачи бежали в горы.
От первого же удара банда Аланазара-курбаши раскололась на две части. Аланазар-курбаши, в тесном окружении свиты, стал удирать через Джартепе на Алимтай. Ибрагим-бек как в воду канул.
Под Алимтаем Томин настиг банду. До нее каких-то двести пятьдесят сажен. Аланазар что-то кричит. Томин пришпорил коня. Бурый скакун со звездой на лбу и белыми кольцами на передних ногах, отливая бронзой на солнце, сделал прыжок и вихрем помчал на врага. Расчищая дорогу клинком, комбриг рвется к главному курбаши. Он не заметил, как просека, вырубленная его клинком, сомкнулась. Над головой что-то просвистело, и страшный рывок чуть не выхватил его из седла. К счастью аркан затянулся на плечах. Сзади щелкнул пистолетный выстрел, и тут же аркан ослаб.
Рядом с собой Томин увидел взлохмаченную бороду Султанова, крупные капли пота на его лице.
Вперед вырвался Нуриев и рассек надвое басмача, набросившего аркан на Томина.
— Ушел, бестия, — недовольно процедил Томин.
— Не велика беда, догоним в другой раз… А вот ты, сынок, не горячись — редко так удачно кончается.
Двигалась бригада Томина по пеплу пожарищ. Отступая к Кулябу, Аланазар-курбаши сжигал все: скот, хлеб, домашний скарб бедноты, камышовые заросли. Угонял мирных жителей, а тех, которые сопротивлялись, — казнил, уродовал.
Каждый камень плевался огнем, вырывал из строя бойцов. Вдруг со страшным грохотом обваливалась скала, загромоздив узкую тропу. У завала завязывались короткие, жаркие схватки.
До подхода бригады бандиты торопились захватить город Куляб, в котором вот уже несколько месяцев выдерживал осаду полк Новика. Защитников осталось немного, но они, отрезанные от главных сил, без радиосвязи, сражались, как настоящие герои.
На дальних подступах к Кулябу, на левом берегу реки Кызыл-су, возвышается старинная крепость Курбан-Шахид. Ее высокие и толстые стены являлись надежной защитой от противника. В ней-то Аланазар-курбаши и решил, если уж не разбить, то хотя бы задержать бригаду Томина, не дать ей соединиться с полком Новика до прихода резервов, которые ему обещал Ибрагим-бек. Аланазар-курбаши предусмотрительно приказал сжечь мост через бурную Кызыл-су. Повсюду расставил свои дозоры, которые должны были сообщать о движении красных и перехватывать их связных, посылаемых в Куляб.
Спокойно спали в эту ночь после очередного пиршества главари банд. Приятные сны виделись и самому Аланазару-курбаши.
Но что это? На самом рассвете, когда так крепок сон и приятны сновидения, за крепостными стенами послышалось могучее русское ура.
— Кофир, кофир! Кофир омад![8]
— в панике кричали басмачи, выскакивая на резвых конях из крепостных ворот.Это, развернув полки, Томин повел бригаду в атаку. Из Куляба подошли новиковцы и ударили по басмачам с тыла. Впереди цепи мужественных защитников города развевалось выцветшее на солнце, пробитое пулями знамя полка. Банды Гаюрбека, Кури Ортыка, Бородавши-хабаши, Аланазара с большими потерями отступили на восток, в горы.
Константин Игнатьевич Новик выстроил полк для встречи комбрига. Когда комполка подошел к Томину с рапортом, на его глаза навернулись слезы. Под крики ура красноармейцев и дехкан командир бригады обнял героя и горячо поцеловал.
В дымке, окутавшей плотным покрывалом долину, показался Куляб. Томин приказал красноармейцам спешиться.
Окраины и улицы Куляба запружены людьми: встречать воинов-освободителей высыпали все от мала до велика.
Ведя под уздцы огневого аргамака, Томин поклоном, прикладывая правую руку к сердцу, приветствует дехкан.
— Ассалом аллейкум![9]
Его примеру следуют все воины бригады.
И в сердцах таджиков загоралось доброе чувство к незнакомому красному командиру. Они приветливо смотрят на него, на лицах играют счастливые улыбки, дети бросают цветы.
Сопка Тамошо-Тепа все ярче расцветала знаменами и флагами, полосатыми халатами, цветными повязками.
Ни уговоры, ни угрозы баев не действовали.
К вечеру многочисленная толпа мирных жителей и красноармейцев запрудила все огромное поле. Трибуной служила большая каменная плита на вершине Тамошо-Тепа. У знамен застыл почетный караул. Рядом красное полотнище — флаг страны Советов. Древко крепко воткнуто в расщелину, рядом с флагом стоит седобородый горец в высокой папахе и бурке на плечах. Торжественно спокойным взором он смотрит на людское море.
После выступления представителя Бухарской Народной Республики на «трибуну» поднялся Николай Дмитриевич Томин.
— Товарищи! — произнес комбриг, и его упругий голос покатился волной над головами. Все замерли. Молодой таджик, стоявший ближе всех к Томину, подался вперед, впился глазами в оратора.