Человек-Паук. Майлз Моралес. Крылья ярости

Лысый старик поворачивается к Скворцу и нежно берет ее за руку.

– Спасибо, внучка, – говорит он. – Но дальше я сам.

Он поворачивается к Питеру и мягким жестом указывает на город, над которым ярко-оранжевый закат перетекает в лилово-красное зарево.

– Оглянись, Человек-Паук, – говорит он неожиданно добрым и спокойным голосом. – Ты смотришь на корпоративный проект, который вырвался из-под контроля, жуткие итоги плохо проведенных расчетов компании, которая собиралась якобы спасти весь мир. Ха! «Террахил»… Ну и недоумки. Я стал их морской свинкой… На которой можно было испробовать лекарство от рака, заработать миллионы, а мне не заплатить ничего. Меня держали в клетке, как зверушку.

– Но тебя вылечили, – возражает Питер. – Если бы не «Террахил», тебя бы сегодня могло не быть.

Стервятник поднимет на нас сощуренные глаза, полные злости.

– Думаешь, лекарство было как конфетка?! Я страдал! А они притворялись, что у меня есть выбор! Это их расплата за все. Теперь они поймут, каково заставлять безнадежного узника участвовать в подобном эксперименте! Если они не хотели такой славы, стоило меня отпустить, пока была такая возможность. А эти люди… Их жизнь – необходимая жертва.

Теперь Стервятник грозит нам кулаком. Вторая рука спрятана у него за спиной. Однако в лице Скворца что-то изменилось. Решительное выражение уступило место растерянности и чему-то еще… боли?

– Дедушка, о чем ты? – спрашивает она нежно и немного неуверенно.

Лицо Стервятника смягчается, на нем появляется сожаление. Он отворачивается и смотрит на внучку.

– Скворец, родная, – говорит он, касаясь ее щеки. – Ты разве не понимаешь? Все складывается как нельзя лучше. Весь город заражен наноботами, Человеку-Пауку больше некого защищать. Какой смысл в Человеке-Пауке и даже двух, если некого спасать?

К моему удивлению – и к удивлению Питера – Скворец смотрит на старика с неуверенностью.

– Но они… – говорит она. – Они умрут?

Я боюсь потерять сознание: моя мама где-то там, с наноботами в крови, и она… умирает.

– Наноботы, – снова говорит Стервятник, глядя то на нас с Питером, то на Скворца, – будут поддерживать в них жизнь, пока они нам нужны.

Мы с ней одновременно вскрикиваем.

– Что такое? – спрашивает Стервятник у внучки.

Она растерянно качает головой. Более того, она отступает назад, не отвечая на его протянутые руки. Она смотрит на дедушку, переводит взгляд на Питера, а потом на меня. Я не понимаю, в чем дело, может, я запутался в происходящем, может, я просто ничего не понимаю, а может, я все еще надеюсь до нее достучаться. Я видел нечто подобное в ее взгляде: где-то под металлической броней бьется доброе сердце. Как бы преданно Скворец ни выполняла задания дедушки, возможно, для нее не все потеряно. Я шагаю вперед и протягиваю в ее сторону руку, будто говоря:

Постой…

И не знаю, что именно хочу сказать.

Постой, не уходи?

Постой, не паникуй?

Постой, давай обойдемся без нервных срывов?

Однако, похоже, все это произойдет сейчас разом, и Стервятник продолжает ей что-то объяснять:

– Внучка, никому из этих людей нет до нас дела. Все они на их стороне. Никто не примет тебя, никто не накормит и не оденет, если будет нужно. Никто из них не придет спасти тебя, если ты будешь истекать кровью в переулке. Что бы с ними ни произошло… это просто не очень приятный и не очень удачный побочный эффект нашего плана. Не забывай… кто на твоей стороне.

Скворец вырывается из его рук, недовольно фыркнув, бежит к краю крыши и прыгает вниз.

Я это уже видел: я стою в башне ЩИТа, смотрю как она прыгает из окна с чемоданом, который, как мне кажется, я больше никогда не увижу. В тот раз я ее упустил. Почему? Я знал, что она летит быстрее меня. Я знал, что не поймаю ее и надеялся найти ее снова… рано или поздно.

А теперь?

Теперь я не буду полагаться на случайности.

«Я из тех, кто не сдается».

Да, это про меня, решаю я и бегу к краю: Человек-Паук, который не сдается. Я слышу, как Питер кричит мне:

– Майлз!

Но мне некогда отвечать.

Его голос доносится до меня, когда я уже в воздухе. На долю секунды мир будто замирает и я, зависнув в небе, смотрю на черный океан птиц, которые когда-то были людьми, а сейчас хлопают крыльями, клюют последних оставшихся горожан, охотятся на пытающихся убежать и заполняют улицы новыми чудовищами. Делая сальто, я вижу перевернутые вверх дном дома, мои лицо и плечи овевает ветер, и ночная прохлада опускается на город. Я не свожу взгляда с расправленных крыльев Скворца, которые уносят ее ввысь.

На этот раз я готов. Я лечу за ней.

Она так быстро виляет между домов, и я начинаю сомневаться, что успею, особенно наблюдая, как солнце постепенно прячется за горизонтом. Оранжевые всполохи тухнут, и небо темнеет.

Фонари внизу просыпаются, и я не понимаю, почему на улицах так мало света.

В Нью-Йорке никогда не бывает темно.

А потом, стреляя паутиной и пролетая по очередной дуге, я с ужасом понимаю, чего не хватает, и страх заполняет пространство, где раньше была растерянность.

Нет фар.

Лишь в редких окнах горит свет.

В домах почти никого.

И никто никуда не едет.