Человек-Паук. Майлз Моралес

– Будь помягче. Ты же знаешь, что у него сейчас трудные времена, – сказала мать Майлза.

– У нас у всех сейчас трудные времена – особенно с пятаками, десятками и четвертаками, – отец Майлза потер большим пальцем указательный. – Понимаешь, я люблю паренька, но нам не потянуть еще один рот за этим столом.

Мать Майлза повернулась к мужу, положила руки ему на грудь и вздохнула.

– Любовь проявляется в поступках, папочка, а не в пустых словах.

Она легко поцеловала его в губы.

– Здорово! – удивленный поведением родителей Майлз выглянул на улицу и увидел друга. – Подожди! – На другом конце комнаты парень нажал на кнопку, которая автоматически открывала парадную дверь. Затем он открыл входную, и на лестнице послышались тяжелые шаги.

– Здорово! – бросил Ганке, практически вваливаясь в квартиру. Ганке, плотный корейский мальчик, был лучшим другом Майлза, верным помощником и соседом по комнате в общежитии Бруклинской академии. Он тут же внимательно осмотрел лицо Майлза: левую щеку, правую щеку, а затем прошептал:

– Все хорошо? Я удивлен, что предки тебя не убили, – затем он прошел мимо Майлза, чтобы поприветствовать его родителей. – Здрасьте, миссис Эм, мистер Джефф. Что сегодня на ужин?

– Не знаю, Ганке, но угадай, кто может знать? Твои родители, – сказал отец Майлза.

Миссис Моралес хлопнула мужа по руке.

– А, да я и так знаю, что у них на ужин, мистер Джефф. Я уже поел, – сказал Ганке, пожав плечами.

– Э-э, Ганке, мой руки и садись. Ты же знаешь, мы всегда рады пригласить тебя на ужин, даже если это ужин номер два. Сегодня у нас chicharrön de pollo.

Ганке озадаченно посмотрел на отца Майлза, который уже стоял позади стула во главе стола.

– Жареная курица, – на его лице отразилась смесь раздражения и сочувствия.

– О, замечательно.

– Хотя вряд ли это что-то меняет, – бросил отец Майлза, выдвинул стул и сел.

– Что верно, то верно, мистер Джефф.

Майлз поставил курицу, рис и зелень на стол, а затем сел. Его мама воткнула столовые ложки в рис и миски с зеленью, положила щипцы на тарелку с курицей. После она тоже села.

– Произнеси молитву, Джефф, – сказала миссис Моралес. Майлз, его отец и Ганке резко отдернули уже протянутые к вожделенным тарелкам руки и развели их в стороны, чтобы взяться за рядом сидящего.

– Ага, да, разумеется. Склоните головы, парни, – сказал отец Майлза. – Господь, помоги, пожалуйста, нашему сыну, Майлзу, хорошо вести себя в школе. Потому что иначе эта домашняя еда может стать последней в его жизни. Аминь.

– Аминь, – серьезно повторила мать Майлза.

– Аминь, – произнес Ганке.

Майлз поиграл желваками, бросил взгляд на Ганке. Ганке потянулся за щипцами для курицы.

Воскресные ужины в семье Майлза были традицией. Всю неделю Майлз жил в общежитии Бруклинской академии, а в субботу… что ж, даже родители Майлза понимали, что во всем Бруклине не сыскать шестнадцатилетнего подростка, который хотел бы провести субботний вечер с предками. А вот воскресенье идеально подходило для раннего семейного ужина. Ленивый день для всей семьи. На самом деле, не считая того что мать будила его на раннюю утреннюю литургию, остаток дня Майлз мог бездельничать или смотреть с отцом старые научно-фантастические фильмы и умолять маму приготовить на ужин его любимые пастелес[2].

Однако это воскресенье не было таким уж спокойным – впрочем, как и все выходные в целом. После отстранения от занятий, произошедшего в четверг днем, святой отец Джейми в качестве покаяния велел Майлзу просто прочесть пару молитв и отпустил его с миром. Но «несвятой отец Джефф» сказал «черта с два» и отправил в свою комнату.

Все началось в пятницу, когда отец разбудил Майлза в шесть утра и вывел на крыльцо.

– Что мы здесь делаем, пап? – спросил Майлз. На нем была мятая футболка с надписью «Бруклинская академия», дырявые спортивные штаны и шлепанцы. Вдоль улицы стояли мусорные баки и набитые мешки. Некоторые разодрали бродячие кошки в поисках объедков, некоторые были переворошены бездомными, которые забрались сюда ночью за жестяными банками и стеклянными бутылками, чтобы обменять их на десятки и четвертаки.

Отец не ответил, по крайней мере, сразу. Он просто сидел на верхней ступеньке, держа в руках салфетку и попивая кофе.

– Итак… тебя отстранили от занятий, – пауза, глоток. – Почему? Что именно произошло? – в его голосе слышались стальные нотки.

– Ну, э-э-э, просто… в моей голове… то есть у меня возникло… чувство, – пробормотал Майлз. Отец знал его секрет и уже довольно долго скрывал его от жены. Но все-таки отец оставался… отцом. И не Человека-Паука, а Майлза Моралеса. Он всегда четко давал это понять.

– То есть речь о том, что ты опять должен был кого-то спасти, да? Ага, что ж, позволь задать тебе один вопрос, супергерой… – он сделал еще один глоток из кружки. – Кто спасет тебя?

Майлз сидел молча, пытаясь подобрать ответ, который удовлетворил бы старика, и в то же время молясь про себя, чтобы тот сменил тему разговора.