Теперь мне нужно было сделать над собой последнее усилие: попасть домой и там дождаться «Нового года». Повсюду было очень многолюдно, как всегда в конце рабочего дня. Около дома я даже помог соседке по этажу поднять детскую коляску к лифту…
Войдя в квартиру, я на всякий случай заглянул за портьеры, на балкон, а также во все возможные углы. После чего я забрался в постель… Да, это тоже очень напоминало детство, когда до наступления Нового года (правда, настоящего) оставалась всего одна ночь, мальчик с радостью закрывал глаза и отдавался сну, хорошо зная по опыту, что во сне не существует понятия времени. Что нужно лишь заснуть и — как один миг — проснуться в новом, желанном дне, перескочив через ночь, проснуться, вскочить с постели и обнаружить под елкой подарки…
Я закрыл глаза, а когда открыл, то уже въехал в субботу.
Это был первый, по-настоящему весенний день. Солнце сияло как сумасшедшее. Талая вода с крыши так и хлестала по карнизу, разлетаясь сверкающими брызгами. Отчаянной голубизны небо открылось в совершенной, идеальной чистоте… Еще прижавшись щекой к подушке, я исполнился уверенностью, что все прошло и можно вздохнуть свободно.
От окна, блестевшего свежевымытыми стеклами, я перевел взгляд на внутренность комнаты, любовно убранной и уютной. Я приподнялся и взял со стола записку Лоры, которую не заметил вчера. Как хорошо! Я с удовольствием прочитал:
«Я — В СОКОЛЬНИКАХ. ЕСЛИ ПОНАДОБЛЮСЬ, ПРИЕЗЖАЙ!»
Приняв душ, тщательно выбрившись и надев все чистое, я вышел из дома с ощущением праздника. Прежде чем отправиться в Сокольники за женой, я поехал на Арбат, закупил в кулинарии «Праги» по полному списку: утку фаршированную, ветчинные виточки, осетрину, запеченную в тесте, яйца с красной и черной икрой, филе индейки во фруктовом желе, пражские колбаски, слоеный сыр, мясное ассорти с маслинами, а на сладкое пирожные и облитый шоколадной глазурью пражский торт. Кроме того, тут же на Арбате я купил две бутылки шампанского и букет гвоздик… В двенадцать часов дня с мелодией «LOVE ME DO» в голове я прибыл в Сокольники.
Я застал всех чрезвычайно озабоченными.
— Что случилось? — спросил я жену, целуя ее.
— Только что позвонили, — ответила та, целуя меня. — Оказывается, у нас дача сгорела…
— Как сгорела?
— А вот сейчас как раз и собираемся поехать посмотреть.
— Откуда это известно
— Сосед звонил. Они сегодня отправились туда лыжный сезон закрывать… Говорит, совсем сгорела.
— Черт…
— Она застрахована, конечно… Но все равно приятного мало.
Я рассеянно мялся со своими покупками. Лора взяла у меня из рук цветы и коробки. Ее улыбка говорила о том, что, несмотря на чрезвычайное происшествие, она искренне рада моему приезду.
— Очень кстати, — кивнула она на коробки с закусками. — Мы как раз еще не завтракали и возьмем все это с собой в дорогу. Это нас может утешит.
Вместе со всеми я сел в машину, и мы отправились на дачу. По дороге мы действительно с аппетитом закусили. Игорь Евгеньевич жевал прямо за рулем. Но с шампанским решили подождать…
На месте дома чернело пепелище. В радиусе нескольких метров снег совершенно растаял и земля оголилась. Среди остывших головешек в границах рассыпавшегося фундамента выделялся лишь черный параллелепипед завалившейся набок печки с уродливо-горбатым отростком — частью трубы, утопающей в толстом слое золы… Несколько флегматичных дачников с интересом наблюдали, как мы вылезаем из машины.
Подошел какой-то мальчик и принялся ковырять палочкой в пепелище. Смотреть было не на что. Солнце припекало. Кажется, ожидались представители пожарной инспекции и милиции. Соседи приблизились к Игорю Евгеньевичу, и постепенно завязалось сочувственное, но малосодержательное обсуждение происшествия.
Меня интересовал мальчик, ковырявший палочкой золу и черепки. Лора и Жанка уселись в машину и спокойно ели пирожные. Маман и Игорь Евгеньевич беседовали с соседями. Никто не мог сообщить ничего ценного. Великолепие погоды заставляло творить тише. К запахам вешних вод примешивался запах гари. Время шло.
Я снова взглянул на мальчика с палочкой и увидел, как он нагнулся, что-то извлек из золы, а затем с вороватой поспешностью сунул это себе в карман, осторожно покосившись по сторонам: не видел ли кто. Поймав мой взгляд, мальчик с деланным равнодушием отвернулся, но тут же начал отходить прочь.