Моя мама, чьим любимым христианским гимном был «Higher Ground» («Высшая земля»), тоже была очень сильной женщиной. От нее я унаследовал не только широкий лоб и круглое лицо, но и честный характер с пылким нравом, а также изрядную долю упрямства — без сомнения, я сын своей матери. Когда я был маленьким, люди звали меня «крикун на весь день». Я заслужил это прозвище тем, что, если начинал плакать, то ревел целый день без остановки. Я орал так громко, что люди пугались и думали, будто случилось что-то ужасное. Те, кто уже спал, вставали и выходили из дома, чтобы узнать, что произошло. К тому же во время плача я не сидел на месте, а носился по всей комнате, бился обо все подряд и вызывал страшный переполох. Я мог даже пораниться до крови. Таким эмоциональным я был с самого детства...
Стоило мне принять решение, и я уже не мог отступить, даже если ради этого приходилось ломать себе кости. Конечно, все это продолжалось лишь до тех пор, пока я не повзрослел. Если мама ругала меня за проступки, я в ответ дерзил ей: «Нет! Ты абсолютно неправа!» Нужно было всего лишь признать свою вину, но мне легче было умереть, чем выдавить из себя эти слова.
Моя мама, однако, тоже была женщиной с характером. Она шлепала меня и возмущалась: «Ты думаешь, что можешь вот так взять и уйти, не отвечая родителям?» Однажды она ударила меня так сильно, что я свалился на пол. Но, даже поднявшись на ноги, я не сдался. Она стояла напротив меня и громко плакала, а я даже в такую минуту не мог признаться в том, что был неправ.
Мой состязательный дух соперничал по силе с моим же упрямством. Я просто не мог позволить себе проиграть ни в одной ситуации. Взрослые в деревне поговаривали: «Ох уж эти "маленькие глазки из Осана"! Если он на что-то решился, он обязательно это сделает».
Не помню, сколько мне было лет, когда это произошло. Как-то раз один мальчишка расквасил мне нос и тут же убежал. После этого я целый месяц ежедневно ходил к его дому и поджидал, когда же он выйдет на улицу. Жители деревни поражались моей настойчивости: я ходил туда до тех пор, пока родители мальчика не извинились передо мной. Они даже угостили меня тарелкой рисовых пирожков!
Я вовсе не хочу сказать, что всегда упрямо пытался одержать верх во что бы то ни стало. К тому же физически я был гораздо крупнее и сильнее своих ровесников. Никто из ребят не мог одолеть меня в рукопашной схватке. Однажды я проиграл поединок одному мальчишке на три года старше, и это так меня разозлило, что я просто не мог найти себе места. Я побежал в горы, содрал кусок коры с акации и потом каждый вечер в течение шести месяцев тренировался на этом дереве, чтобы стать достаточно сильным и победить того мальчишку. Через полгода я вызвал его на матч-реванш и одержал победу.
В каждом поколении нашей семьи рождалось много детей. У меня был старший брат, три старшие сестры и три младшие сестры. На самом деле после Хё Сон, самой младшей сестры, появилось на свет еще четверо младших братьев и сестер, но все они умерли в раннем детстве. Моя мама родила тринадцать детей, однако пятеро не выжили, и ее сердце было глубоко ранено. На ее долю выпало слишком много страданий, ведь ей пришлось растить так много детей в таких невыразимо трудных условиях. Мало того, что у меня было много родных братьев и сестер, так к ним порой присоединялись еще и двоюродные с троюродными. Что мы только не вытворяли все вместе! С тех пор, однако, прошло уже много лет, и мне кажется, что из всех нас в живых остался один я.
В 1991 году я ненадолго приехал в Северную Корею. Впервые за 48 лет я побывал на родине и узнал, что и мама, и большинство моих братьев и сестер уже умерли. У меня остались только две сестры, старшая и младшая. Когда я был маленьким, старшая сестра была мне как мать, а теперь я увидел ее бабушкой, разменявшей восьмой десяток. Моей младшей сестре было чуть больше шестидесяти, и ее лицо было сплошь покрыто морщинками.
В детстве я так изводил ее бесконечными поддразниваниями! Я мог заявить ей: «Эй, Хё Сон, я знаю, что ты выйдешь замуж за одноглазого!», на что она отвечала: «Что ты сказал? С чего ты это взял, а, братец?» — и тут же бросалась ко мне, пытаясь поколотить меня своими маленькими кулачками.
Когда Хё Сон исполнилось восемнадцать, пришло время ей встретиться с молодым человеком, с которым ее решила сосватать наша тетя. В то утро девушка проснулась очень рано, тщательно расчесала волосы и напудрила лицо. Затем она хорошенько прибралась в доме и во дворе и села ждать потенциального жениха. «Хё Сон, — поддразнивал я ее, — вижу, тебе совсем замуж невтерпеж!» Она покраснела, и я помню до сих пор, каким хорошеньким стало ее личико с порозовевшими щеками, просвечивающими сквозь белую пудру.
Прошло уже около двадцати лет с тех пор, как я побывал в Северной Корее. Моя старшая сестра, горько разрыдавшаяся при встрече со мной, уже умерла, и у меня осталась одна младшая сестра. Это причиняет мне такую невыразимую боль, что порой кажется, словно сердце вот-вот разорвется на части...