Человек планеты, любящий мир. Преподобный Мун Сон Мён. Автобиография

К сожалению, пока вокруг нашей Церкви разгорались дебаты и нас обвиняли в ереси, моя жена еще больше усложнила мое положение. После нашей встречи в Пусане она при поддержке своих родственников потребовала, чтобы я либо немедленно бросил Церковь и вернулся к ней и сыну, либо развелся с ней. Они даже пришли ко мне в тюрьму Содэмун и положили передо мной заявление на развод, требуя, чтобы я подписал его. Я знал, как важен брак для построения Божьего гармоничного мира, поэтому промолчал и не стал ничего подписывать.

Тогда моя жена начала грубо оскорблять членов Церкви и преследовать их. Сам я мог вытерпеть что угодно. Меня не могли обидеть ни ее оскорбления, ни безрассудное отношение ко мне, но я не мог спокойно смотреть, как она обижала моих прихожан. Она могла в любое время ворваться в помещение Церкви и устроить погром, накричать на людей и забрать с собой что-нибудь из церковного имущества. Она даже кидалась в людей горшками, полными испражнений. Стоило ей прийти, и мы уже не могли продолжать службу. В конечном итоге, выйдя из тюрьмы Содэмун, я уступил требованиям ее семьи и подписал документ о разводе. Я был вынужден развестись с ней вопреки своим собственным принципам...

Когда я думаю о бывшей жене, я чувствую, как мое сердце все еще тянется к ней. Влияние ее семьи, где все были убежденными христианами, а также политика традиционных корейских церквей во многом повлияли на ее поведение. До нашего бракосочетания она была такой убежденной, такой твердой в своей решимости! То, как она изменилась, говорит о том, насколько опасной может быть сила общественного предубеждения и устоявшихся концепций...

Мне пришлось пережить и боль развода, и горечь из-за того, что меня заклеймили еретиком. Но я не сломался. Мне нужно было вытерпеть все это на пути искупления первородного греха человечества и на пути к построению Божьего Царства. Тьма обычно сгущается перед самым рассветом, но я преодолел эту тьму, прижавшись к Богу и обратив к Нему свои молитвы. Все дни, кроме редких часов сна, я проводил в молитве.

Искренность души важнее всего

Спустя три месяца меня признали невиновным и отпустили на свободу. И я ощутил сильнее, чем когда-либо, сколь велик мой долг перед Богом. Чтобы вернуть Ему долг, я стал искать место, где наша Церковь могла бы начать все заново. Но я не просил Бога в молитвах: «Боже, построй нам церковь!», никогда не жаловался и не чувствовал стыда за то, что наша Церковь ютилась в таком крошечном и убогом домишке. Я был благодарен уже за то, что у нас есть где помолиться, и не мечтал о более просторных и удобных хоромах.

И все же нам требовалось место, где собирались бы на службу все прихожане, поэтому мы взяли в долг два миллиона вон и купили домик в бедном квартале на склоне горы в Чхон­пхадон. Это был один из тех домов, которые называли «вражеской собственностью», поскольку они пустовали с тех пор, как их покинули японцы после освобождения Кореи от колониальной зависимости. Это был маленький домик площадью не более 65 квадратных метров, расположенный в самом конце длинной и узкой улочки, поэтому, подходя к нему, вы словно оказывались в длинном и темном туннеле. Все стены дома были так сильно заляпаны грязью, что мы могли лишь гадать, что тут происходило до нас. Нам с молодежью пришлось вооружиться чистящим порошком и четыре дня отмывать и отскабливать дом сверху донизу.

После переезда церкви в Чхонпхадон я почти не спал. Я сидел в спальне на полу, скорчившись и погрузившись в молитву, до трех-четырех часов утра, а потом спал до пяти, вставал и принимался за повседневные дела. Я продолжал так жить в течение семи лет. Хотя я спал час или два в сутки, днем я никогда не был сонливым, и мои глаза ярко сияли, словно утренние звезды. Я никогда не чувствовал усталости и не был утомлен.

У меня в голове всегда было столько планов и важных дел, что мне не хотелось терять времени даже на еду. Чтобы люди зря не тратили время, накрывая для меня на стол, я ел, сидя на полу и склонившись над тарелкой. «Прояви же свою посвященность! Пусть она бьет из тебя ключом, даже если хочется спать! Выкладывайся по полной, пока есть силы!» — вот что я твердил себе снова и снова. Я молился в самый разгар нескончаемых нападок и ложных обвинений и думал, что таким образом сею семена, которые когда-нибудь взойдут и принесут обильный урожай. Если урожая не будет в Корее, то я не сомневался, что он непременно созреет где-нибудь в другой стране мира.

Через год после моего освобождения из тюрьмы в нашей Церкви было уже четыреста членов. И когда я молился, я повторял их имена одно за другим. Их лица возникали у меня перед глазами еще до того, как я называл их по имени. Кто-то из них плакал, а кто-то смеялся. Через молитву я мог почувствовать, как обстоят дела у каждого человека и не заболел ли он.