Человек, проходивший сквозь стены

Впрочем, госпожа Готье-Ленуар была верной женой и почти не позволяла себе дурных мыслей. Ей просто нравилось воображать, будто у нее роман с молодым человеком, хорошо сложенным и хорошо одетым, и нравилось при этом сознавать, что подобные мечты никак не назовешь несбыточными. Самый знаменитый нанжикурский парикмахер каждую неделю мыл ей голову шампунем и укладывал волосы волнами, что обходилось в семнадцать франков, не считая втираний, стрижки, а при случае и перманента. Но наибольшую статью расхода составляли платья, костюмы и пальто, ибо шились они у госпожи Легри на улице Рагонден (Леонар Рагонден, родился в Нанжикуре в 1807 году, чувствительный поэт, автор «Влюбленных листьев» и «Од кузине Люси», мэр города во время войны 1870–1871 годов. Город обязан ему существованием картинной галереи. Выдающийся археолог. Последние годы его жизни были омрачены нашумевшей полемикой с профессором Ж. Понте по поводу развалин Алибьенской башни. Умер в 1886 году. Его каменный бюст работы нанжикурского скульптора Жалибье украшает площадь Обороны, откуда и берет начало улица, носящая ныне его имя), у госпожи Легри, которая одевала всех дам, принадлежащих к нанжикурской аристократии. Не будучи аристократом, сборщик налогов оплачивал счета от портнихи без малейшей задержки; поэтому каждый раз, как подходил срок уплаты налогов, он оказывался без гроша в кармане.

Но он никогда не жаловался, никогда не говорил жене, что она слишком расточительна. Больше того, он так мило осматривал ее новые туалеты, что это вполне можно было счесть за поощрение к дальнейшим тратам. Сборщик налогов был мужчиной тридцати семи лет, его рост составлял 1 метр 71 сантиметр, окружность груди — 85 сантиметров; у него были черные волосы, правильный овал лица, карие глаза, небольшой нос, черные усы, а на щеке — родинка, покрытая жесткими волосами; она росла слишком высоко, и поэтому не было ровно никакого смысла отпускать бороду. Служба поглощала его почти целиком, отнимая нередко и вечера; ему и самому бывало нелегко наскрести деньги для уплаты налогов, поэтому к большинству налогоплательщиков он относился с сочувствием. Когда они являлись в налоговое управление, он принимал их с радушием и охотно предоставлял отсрочку для погашения задолженности. «Я ведь не приступаю к вам с ножом к горлу, — говорил он. — Делайте то, что в ваших силах. В конце концов, выше головы не прыгнешь». И порой добавлял со вздохом: «О, если бы все зависело лишь от меня!..» Налогоплательщики прекрасно понимали это приветливое обхождение и не очень торопились с уплатой. У иных задолженность накопилась за несколько лет, а они и в ус не дули. Таких людей сборщик налогов особенно любил, в глубине души восхищался ими и говорил о них с нежностью. Но, являясь лишь маленьким винтиком административного механизма, он бывал вынужден посылать им повторные извещения и даже прибегать к услугам судебного исполнителя. От этого сердце у него обливалось кровью. Когда он решался отправить кому-нибудь последнее предупреждение, он почти всегда прилагал несколько любезных строк от своего имени, стараясь, насколько возможно, смягчить резкость официальных формул. Бывало даже и так, что, охваченный угрызениями совести, он выходил из конторы, отправлялся к налогоплательщику и говорил ему с доброй улыбкой: «Завтра вы получите предупреждение, но, пожалуйста, пусть оно вас не слишком тревожит. Я прекрасным образом могу подождать еще немного».

Во всем Нанжикуре только один налогоплательщик вызывал у сборщика налогов враждебные чувства. Это был господин Ребюффо, богатый домовладелец, который жил в красном доме на улице Муане (Мельхиор Муане, родился в Нанжикуре в 1852 году. Получив в Париже диплом архитектора, вернулся в родной город. Из архитектурных памятников, им воздвигнутых, наиболее известны сберегательная касса и хлебный рынок. Умер в 1911 году, в результате несчастного случая во время охоты). Этот самый господин Ребюффо всегда уплачивал налоги первым. Получив жировку, он в то же утро являлся в контору и провозглашал с некоторой игривостью в голосе: «Господин Готье-Ленуар, я пришел уладить это дельце. Долг платежом красен, не так ли? Просто терпеть не могу, когда надо мной что-то висит!» Вытащив из бумажника пачку тысячефранковых билетов, штук этак с шестьдесят, он принимался отсчитывать вслух: один, два, три, четыре — и так до шестидесяти или около этого, потом переходил к билетам сотенным, добавлял серебро, клал в карман квитанцию и, ожидая услышать слова одобрения, говорил с улыбкой человека, который живет в добром согласии с собственной совестью: «Ну вот, теперь я снова чист до будущего года». Но сборщику налогов никогда не удавалось выдавить из себя ни одного любезного слова. Он холодно кивал головой и зарывался носом в бумаги, а когда посетитель поворачивался и шел к дверям, зло смотрел ему вслед.