— Мы боимся за тебя в любом случае, командир ты, или нет. Дело в том, как далеко ты можешь пойти, только чтобы защитить своих солдат. И, как видишь, наш страх оправдался. Если бы не Леви, тебя бы никто не вытащил оттуда.
Если бы не Леви.
Если бы не он, в этом подразделении не было бы даже половины солдат.
— Но это был не его приказ, — возразила Юэла. Мэри удивлённо посмотрела на девушку, недоверчиво прищурив глаза.
— Не его? А чей? — переспросила она.
Картрайт уже готова была уверенно назвать имя человека, который первым озвучил эту идею Аккерману, но тут же осознала, с кем говорит. Она захлопнула рот, боясь произнести это имя. Девушка не хотела вспоминать этого человека в плохом смысле.
— Эрвин, — выдохнула она, опустив взгляд. В каком-то смысле, это было правдой. — Аккерман был против.
— А-а, — задумчиво протянула Мэри, отведя глаза в сторону и замолчав на какое-то время.
Юэла подняла голову, окинув взглядом небо. Яркое солнце уже клонилось к закату, медленно окрашивая небо в светло-оранжевый, розовый и сиреневый цвета. На фоне этой палитры цветов чёрные силуэты птиц смотрелись ещё более недосягаемо и свободно.
Каково это, лететь в закат? Лететь, не заботясь ни о чём. Ни о долге, ни о людях, уже обречённых на смерть, ни о себе.
Скоро их созовут для сбора. Снова старая история. Правда, теперь у них есть способ ответить… Но, кто знает, вероятно, у врага намного больше таких способов. Они ведь совсем ничего не знают. Подумать только: сто лет разведчики пытались познать этот мир, природу титанов, существование жизни за стенами… Рисковали своей жизнью, чтобы разузнать хоть что-то о внешнем мире. А оказалось, что внутри стен уже были люди, которые знают что-то об этом, но хранят это в гнусной тайне. И столько жертв было…зря? Смерть брата и отряда были бессмысленны?
Все те люди всё время без угрызений совести смотрели на то, как солдаты гибнут, чтобы добыть хоть какую-то информацию для человечества, а, как оказалось, эта информация уже давно добыта.
— Юэла, — вдруг тихо, почти неслышно позвала девушку Мэри. Картрайт повернулась к ней. — Может быть, этот вопрос смутит тебя, но… не думаешь ли ты, что…
Мэри замялась, тщательно подбирая слова. Но всё-таки, выдохнув, решилась:
— … что Леви просто полюбил тебя, поэтому так старательно защищает?
Юэла поджала губы. Не первый человек намекает ей на это. И, наверное, не последний. Юэла опустила взгляд, а её брови сдвинулись к переносице.
— Я имею в виду, что он полюбил тебя настолько, насколько это вообще для него возможно, с его то… — снова заминка. Мэри была до странности не уверена в своих заявлениях.
Она не будет отрицать того, что сама понимала.
Того, что сама чувствовала.
Может быть, именно поэтому она никак не могла понять, кто он для неё? Потому что он стал для неё всем сразу?
Он слишком хорошо знал и понимал её, а теперь ещё и пообещал своего рода защиту.
Даже тогда, когда Юэла была ещё в легионе разведки, она, не являясь для него тогда кем-то близким, все равно была на одной с ним волне. На одной спокойной, неспешной, но при этом с нескончаемым огнём внутри волне. Но тогда она даже не замечала его. Уважала, что было взаимно, прислушивалась. Но не замечала. Ни как друга, ни как врага. Никак. Тогда у них были разные пути, даже разные подразделения. Картрайт почти не застала Аккермана, когда тот был в разведке. Но, даже если бы застала, всё равно это ничего не изменило. Вокруг неё были люди, которых она безудержно любила. Вокруг него — никого, кроме Эрвина и нынешнего отряда.
Тогда они были чужие друг для друга. Сейчас — уже точно нет.
Только её обещание самой себе, что она больше ни к кому не привяжется, мешало ей понять, что Аккерман занял довольно большое место внутри неё.
Аккуратно и неспешно, кошачьей походкой; не врываясь, но прокравшись незаметно и бесшумно, он пришел в её жизнь и остался в ней.
Но с ним было…уютно. Все видели в нём бездушного коротышку, который предназначен только для трёх вещей: для войны, уборки и вечных оскорблений. Но это впечатление было в корне неверным, и Юэле каждый раз хотелось рассказать об этом всему миру. С каждым днём, с каждой новой фразой, сказанной им, она открывала для себя человека внутри него.
Он был гораздо больше, чем эти три вещи, но не показывал этого. Не старался доказать ненужным людям. Он доверял себя только тем, кого уважал. Эрвину, Ханджи, своему отряду…и ей.
Но это неправильное слово «полюбил».
Это слишком сильное слово для Аккермана. Оно не подходило его холодной натуре. Какой бы человек не прятался за маской бездушия, она не могла сопоставить Леви и «полюбил» вместе.
— Он не может полюбить кого-то, Мэри, — произнесла Картрайт вслух. Роджерс помолчала, прикусила губу.
— Да, но, может быть он… — протянула она и остановилась, задумавшись, а потом, придя в себя, продолжила более уверенным тоном — Я не знаю, Юэла, что с ним, но ты не видела его тогда, когда Арно сказал, что ты погибла. Я не видела его таким.
— Что с ним было? — глухо спросила Юэла.