Человек с двойным лицом

– Давай так: приводи их сюда, на сеновале места вам хватит. Ужин приготовлю, принесу. Сам можешь тут остаться.

– Я вместе со всеми буду.

– Как знаешь.

– Так я пойду, подам сигнал, чтобы пришли?

– Погоди, я хоть немного уберусь.

– Ты и без того – красавица.

– Да уж, красивей некуда.

Коган вышел к калитке, щелкнул три раза фонарем. Вскоре вся группа, не замеченная посторонними, вошла в дом Анастасии Степко.

Глава седьмая

Настя перенесла керосиновую лампу в комнату, плотно зашторила окна, заперла дверь. Достала из печи чугунок с картошкой, принесла сала, солености. Для четверых здоровых мужиков – мало, но хоть что-то.

Офицеры принялись за еду. Настя все порывалась что-то спросить, но Коган прервал ее:

– Насть, я же просил не задавать вопросов. Скажи лучше: сможем мы сейчас поговорить с твоим отцом?

– Сейчас бесполезно, он как из лагеря вернулся, вечерами стал пить. А напьется – спит, не разбудишь. А на что он вам сейчас-то?

– Да у тебя, – Коган обвел взглядом комнату с одной спальней и лежанкой у печи, – для нас места маловато.

Женщина ответила:

– В хате – да, но есть еще сеновал. Там и брезент, и подушки есть, дам одеяло.

– Да тепло же сейчас, – улыбнулся Шелестов.

– Не скажи, вчерась было прохладно. Ныне потеплело, но все одно: без одеяла никак. Оно и от комарья спасает. Еще и мошкары этим летом больно много, раньше меньше было.

В сарай отправился Шелестов, Буторин и Сосновский, Коган остался спать на лежанке у печи.

Рано утром заявился отец Анастасии, Яков Михайлович Сабаров, предупрежденный дочерью.

Обнял Когана:

– Значит на свободе, Боря?

– Да уж, из лагеря в отпуск не отпускают.

– Это так. А к нам зачем, прости за прямоту?

– Дело есть.

– Сам-то что, опять в органах?

– Нет. Но дело важное, друг пропал, об этом поговорим позже, только прошу, Яков Михайлович, о нас не должен никто знать. Это в ваших же с Настей интересах.

Сабаров внимательно посмотрел на родственника:

– Мы не приучены в чужую жизнь лезть. Так что не беспокойся. Ну, где твои товарищи?

Коган позвал остальных. Сели за стол. Анастасия собрала завтрак.

– Кого потеряли, Боря? – спросил Сабаров. – Может, сыщем, хотя ныне люди все больше разъезжаются.

– Инженера одного, зовут Николаем, по отчеству Иванович. Фамилия вряд ли тебе что скажет.

– А как же без фамилии-то? Ты уж, Боря, либо выкладывай все, либо я тебе не помощник.

Коган посмотрел на Шелестова. Тот согласно кивнул.

Рассказали все, что знали о Маханове. Представили его обычным инженером, приезжал-де на похороны отца в Горбино и пропал. Ищем по просьбе жены, соседки Шелестова.

Сабаров внимательно выслушал майора, потом сказал:

– Об Иван Ивановиче Маханове я слышал – тот колхоз в Горбино поднимал. А о сыне ничего не знаю. А как он пропал-то?

– Да поехал из деревни в райцентр, а тут немцы налетели. В том месте как раз две машины встретились, ну летчик и сбросил бомбы. Трупы тех, кто ехал в машинах, нашли, а Маханова нет. Ушел, что ли, куда, а куда – неизвестно. Вот и приехали искать товарища.

– Когда это было?

– 22 июня, в воскресенье, когда немец напал.

– Не слышал я о том случае. Но, – старик хитро посмотрел на собравшихся, – кое-что странное в тот вечер произошло.

Офицеры переглянулись. Анастасия собрала со стола, прохромала в сени.

– Что произошло, Яков Михайлович? – спросил Шелестов.

– Может, имеет к Маханову отношение, а может, и нет. Мы с соседом Агафоном, щас его уже нет в Олевске, вечером того дня, как только схлынула ихняя авиация, переправились на тот берег. У нас гуси там паслись. Забрать надо было, пока не побили. Переправились, забрали гусей, их всего-то и было пять штук, пошли обратно к берегу. Глядь – одной лодки нету. Поглядели, а она на том берегу. Кто-то, видать, без спросу переправился. Ну Агафон сплавал туда, мою посудину перегнал. А на сиденье-то – капли крови.

– Крови? – в один голос переспросили офицеры.

– Да. Раненый переплывал или повредившийся какой. Щас, понятное дело, на лодке и следа не осталось – помыл я ее, а тогда точно была кровь. Агафон, кабы не уехал, подтвердил бы, он тоже видел.

– Поня-я-я-тно, – протянул Шелестов. – Мы, Яков Михайлович, можем воспользоваться вашей лодкой?

– Да берите, все одно немец придет – заберет.

– Ну, до этого может и не дойдет.

– Дойдет. Самолеты германские листовки сбрасывают, в них по-русски написано, чтобы люди не уезжали, скоро новая администрация придет, и все как прежде будет, даже лучше. И все в таком смысле. Сам я листовку эту не читал, сдалась она мне, другие читали да пересказывали.

В разговор вступил Буторин:

– Вот вы, Яков Михайлович, вроде как от советской власти пострадали, а прихода немцев не желаете? Отчего так? Ведь вы для них – пострадавший от Советов, значит, вас не только не тронут, а еще и должность хорошую предложат, паек дадут или что там у них на этот случай положено.

Сабаров усмехнулся: