Человек с двумя жизнями. 33 мистические, бьющие в самое сердце, истории о войне

Как-то вечером, роясь в шкафах и чуланах в одной комнате, мы обнаружили большое количество женской одежды – платья, шали, чепцы, шляпки, нижние юбки и прочее; в то время я понятия не имел, как называется половина предметов гардероба. При виде такой красоты одного из нас посетила, как он выразился, «идея», которая очень понравилась остальным бездельникам и шалопаям; они встретили ее немедленным и дружным одобрением. Мы сразу же решили разыграть одного из наших товарищей.

Избранной нами жертвой стал адъютант – назовем его лейтенантом Хейбертоном. Он был хорошим солдатом – храбрым, как и все, кто когда-то носил шпоры. Однако имелся у него один существенный недостаток: он был сердцеедом и, как многие ему подобные, даже в те дни обожал рассказывать всем о своих похождениях. Истории о собственных победах на любовном фронте ему не надоедали. Думаю, не нужно говорить, как тягостны подобные рассказы для всех, кроме самого рассказчика. Они тягостны даже тогда, когда их излагают весело и с юмором, потому что все мужчины соперничают за внимание женщин, и рассказы об успехах возбуждают в слушателях угрюмое презрение, смешанное с недоверием. Слушателей не убедишь, что стремишься их развлечь; они не услышат в рассказе ничего, кроме выражения вашего же тщеславия. Более того, поскольку большинство мужчин, распутников или нет, желают, чтобы их считали повесами, хвастун, скорее всего, сделает неправильный вывод, узнав о вашем нежелании делиться собственными похождениями; он решит, что у вас их нет. С другой стороны, если слушатель не стесняется рассказывать о себе, хвастун обижается, потому что вы «заняли его место»: ему же всегда есть что сказать. Короче говоря, мужчина ни при каких обстоятельствах, даже из лучших побуждений, не может рассказывать о своих похождениях, не упав в глазах своих товарищей; в том я вижу их справедливое наказание. В молодые годы я и сам не страдал от отсутствия дамского внимания и храню многочисленные воспоминания, которыми, несомненно, мог бы поделиться, если бы не начал другой рассказ. Предпочитаю говорить на одну тему зараз и плавно двигаться от начала к концу, не отвлекаясь.

Следует заметить, что лейтенант Хейбертон отличался исключительной красотой и превосходными манерами. Судя по завистливым отзывам представителей моего пола, он был из тех, кого женщины называют «очаро-ва-ательным». Черты, благодаря которым мужчина становится привлекательным для женщин, в глазах других мужчин являются дополнительным недостатком. Во-первых, такие качества моментально распознают другие мужчины, особенно те, которым таких качеств недостает. Их обладателя обычно дразнят из соображений самозащиты. В присутствии дам, чье расположение мужчины стремятся завоевать, они стараются намекнуть на пороки «дамских угодников» и в целом отзываются о них довольно пренебрежительно, а своим женам, не стесняясь, плетут самые чудовищные небылицы. Их не сдерживает даже то, что «сердцеед» – их друг. Качества, которые втайне вызывают восхищение у них самих, побуждают предостерегать тех, для кого влечение стало бы гибельным. Поэтому очаровательному красавцу, которого обожают все дамы, знакомые с ним хорошо, но не слишком, приходится мириться с тем, что репутация бежит впереди него и в целом его считают бессовестным распутником, человеком порочным и недостойным – средоточием всех грехов. Отсюда вытекает вторая помеха, вызванная его очарованием: как правило, он такой и есть.

Считая, что однажды начатый рассказ не должен буксовать, я продолжаю. При нашем штабе служил один ординарец, который обладал явно женственными чертами лица и фигуры. У этого парня, не старше семнадцати лет, было идеально гладкое лицо, на котором выделялись большие лучистые глаза – должно быть, в дни его юности многие женщины ему завидовали. А какими же красивыми были женщины в те дни! И какими изящными! Южанки относились к нам, янки, довольно высокомерно, но мне подобное отношение кажется не таким невыносимым, как расчетливое равнодушие, с каким знаки внимания принимают дамы нынешнего поколения, напрочь лишенные сентиментальности и чуткости.

Итак, мы убедили – не стану говорить, с помощью каких доводов – молодого ординарца по имени Арман переодеться в женский наряд и изображать даму. Нарядив его – должен признать, из него вышла очаровательная девушка, – мы усадили его на диван в кабинете первого адъютанта. Его посвятили в тайну, как, собственно, и всех остальных, кроме Хейбертона и генерала; мы боялись, что наш розыгрыш вызовет его неодобрение.

Когда все было готово, я пошел к Хейбертону и сказал:

– Лейтенант, в кабинете первого адъютанта сидит молодая женщина, дочь мятежника, владельца этого дома. По-моему, она пришла проверить, в каком состоянии ее жилище. Никто из нас не знает, как говорить с ней, но уж ты-то все скажешь ей, как надо, – во всяком случае, правильным тоном. Ты не против поговорить с ней?

Конечно, лейтенант не был против. Он поспешно причесался и присоединился ко мне. Идя по коридору, мы наткнулись на грозное препятствие – генерала.