Человек с двумя жизнями. 33 мистические, бьющие в самое сердце, истории о войне

Солдаты зашевелились, задергались, словно их ударило током. Сержант побледнел и замолчал. К нему быстро подошел капитан и резко приказал:

– Вызовите его еще раз.

Судя по всему, не только члены «Общества психических исследований» сталкивались с непонятными явлениями из области неведомого.

– Беннет Грин!

– Здесь!

Услышав знакомый голос, все напряглись. Два солдата, между которыми обычно в строю стоял Грин, развернулись и посмотрели друг на друга в упор.

– Еще раз! – скомандовал непреклонный исследователь.

Сержант снова выкликнул расстрелянного. Голос у него дрожал.

– Беннет Стори Грин!

– Здесь!

Со стороны стрелков, стоявших почти на линии фронта, послышался выстрел. Просвистела пуля, словно отвечая на вопрос капитана:

– Какого дьявола это значит?

Вперед из второго ряда вышел лейтенант Дадли.

– Вот что это значит. – Он распахнул мундир и показал алое пятно на груди. Колени под ним подогнулись, он неуклюже упал и умер.

Позже полку приказали идти в тыл – линия фронта оказалась слишком плотной. Из-за какой-то ошибки в планах командования полк больше не попадал под огонь. И Беннет Грин, специалист по военным казням, больше не заявлял о своем присутствии.

Рассказ майора

По-моему, во времена Гражданской войны розыгрыши не были окружены такой дурной славой, как в наши дни. Несомненно, на подобное отношение влияла наша молодость. Тогда мужчины были значительно моложе, чем сейчас, а очень молодые люди не знают, куда девать силы, и потому склонны к грубым шуткам. Даже представить невозможно, какими юными были мужчины в начале шестидесятых! Средний возраст в федеральной армии составлял не более двадцати пяти лет; вряд ли большинству было больше двадцати трех. Но, поскольку никаких статистических данных у меня нет (вряд ли такие данные есть вообще), допустим, что средний возраст составлял двадцать пять лет. Конечно, в то героическое время двадцатипятилетний мужчина считался более взрослым, чем сейчас; последнее было понятно по одному взгляду. В лице тогдашнего воина не было заметно той незрелости, которая сразу бросается в глаза у его потомков. Достаточно мне взглянуть на сегодняшних молодых людей, и я вижу, насколько они юны. Однако во время войны мы вспоминали о возрасте мужчины, лишь если он доживал до очень преклонных лет, ведь тогда возраст оставлял на внешности гораздо более заметный след, чем в наши дни, наверное, из-за тяжелых условий службы, в том числе из-за увлечения спиртным. Видит бог, во время войны все мы обильно потребляли напитки, изготовленные из винограда и зерна. Помню, генерал Грант, которому тогда едва ли исполнилось сорок, казался мне, учитывая его привычки, неплохо сохранившимся стариком. Что же касается мужчин среднего возраста – скажем, от пятидесяти до шестидесяти, – все они казались мне древними хеттами или мафусаилами, место которым в музее. Поверьте, друзья мои, в то время мужчины были значительно моложе, чем в наши дни, но выглядели гораздо старше. Перемена разительная!

Повторяю, тогда грубые розыгрыши еще не вышли из моды, по крайней мере в армии. Возможно, в тылу подобным шуткам уже не было места, за исключением случаев, когда перебежчиков обмазывали смолой и обваливали в перьях. Всем вам, наверное, известно, кто такие «перебежчики», поэтому я, по своему обыкновению, перейду к сути дела без вводных замечаний.

Это произошло за несколько дней до сражения при Нашвилле. Враг вытеснил нас из Северной Джорджии и Алабамы. В Нашвилле мы закрепились и окопались, дожидаясь, пока наш командующий, Папаша Томас, спешно переправлял из Луисвилля подкрепления и припасы. Армия конфедератов, которой командовал Худ, частично осадила Нашвилл. Его войска находились так близко, что снаряды могли бы долететь до центра города. Как правило, от обстрелов он воздерживался – в городе жили многие родственники его солдат. Иногда я гадал, что чувствуют конфедераты, глядя поверх наших голов на свои дома, где их жены, дети или престарелые родители страдают от всевозможных лишений и, конечно (как они рассуждали), боятся варваров-янки.

Итак, в то время я служил в штабе дивизии. Имени командира не назову, потому что говорю правду, а у человека, о котором пойдет речь, наверняка остались родственники, которым огласка была бы неприятна. Наша штаб-квартира разместилась в большом доме неподалеку от линии фронта. Прежние хозяева, штатские, бежали в спешке, бросив все, как есть. Наверное, им негде было хранить вещи; они понадеялись, что небеса охранят их дом и имущество от алчности федералов и артиллерии конфедератов. К имуществу мы действительно относились весьма почтительно.