ЧЕЛОВЕК С ГОРЯЩИМ СЕРДЦЕМ

Рассеянные войсками демонстранты собрались на Тарасовской, близ складов монопольки. Снова налетели стражники. Рабочие отбивались палками, булыжниками, кусками железа, захваченными утром на заводе. Геркулес Егор Щербак подымал над головой пустые дубовые бочки из-под вина и бросал их навстречу всадникам. Бочки со страшным грохотом катились по мостовой, и лошади испуганно шарахались. Дружинники, помня наказ Артема, не дали Забелину даже вытащить пистолет из кармана, хотя им и самим не терпелось стрелять по царским войскам.

Рабочие расходились по домам. Федор утешал дружинников:

— Репетиция удалась. Пусть знают, что мы организованы, что мы — сила!

ДВА ФЕДОРА

В середине мая приехал в Харьков на гастроли Федор Шаляпин.

Сергеев с Корнеевым, Егором Щербаком и Брониславом Куридасом — членами Общества рабочих при Народном доме — посетили знаменитого певца в номере «Гранд-отеля».

Шаляпин встретил депутацию приветливо:

— Охота, значит, послушать мое пение? Что ж... Сам когда-то сапожничал, токарил и театром болел. Контрамарок десять?

— Не о себе хлопочем, Федор Иванович, — стал объяснять Сергеев. — Билеты в оперный театр рабочим не по карману. Дайте дешевый концерт в Народном доме — он вмещает тысячи полторы людей.

Артист колебался. Поступиться деньгами? Глотка у него не медная... Но ведь рабочие...

— Ладно, господа фабричные! Концерт — в эту субботу, билеты устроим недорогие. Но рядов десять партера продадут подороже местной знати.

Настала суббота. В партере — заводчики, помещики, гласные думы, полицмейстер Бессонов. Но тылы партера, амфитеатр, балконы, галерея заполнены рабочими. Студентам тоже продана часть билетов.

Рабочие, столько рабочих! Не потому ли у Народного дома на Конной площади усиленные наряды полиции, снуют озабоченно шпики?

Саша Васильев и Даша Базлова, фельдшерица с Сабуровой дачи, сидели в амфитеатре, у самого выхода в фойе. Васильев сказал:

— Сегодня Артему нужен особо надежный ночлег.

Дашу волновало оказанное ей доверие, но выглядела она спокойной. Ее комната — в отделении буйнопомешанных, и посторонним туда доступа нет.

— Но где же он, где? — шептала она. — Покажи.

— Успеешь.

Девушка нахмурилась. Только и разговору в городе: Артем, Артем... А что тут правда, что выдумка?

Шаляпин вышел на сцену. Шквал аплодисментов. Артист поклонился:

— Счастлив петь для таких слушателей. И прошу передать мой привет тем товарищам, которые не смогли быть сегодня здесь.

В партере переглядывались и морщились. «Товарищи»... Их раздражал этот выходец из низов. Но когда Шаляпин спел арию Мельника из «Русалки», партер бушевал вместе со всеми:

— Бис! Бис!..

А Федор Иванович пел уже «Тройку», потом «Блоху». Мощный, проникающий в душу голос лился словно с неба и заполнил огромный зал Народного дома. Овации сотрясали здание.

Устав от пения, Шаляпин стал читать стихи Скитальца. «Узник»...

Ржавый ключ, как будто зверь.
Мой замок грызет сурово,
И окованную дверь
Затворили на засовы...

Полицмейстер заерзал в кресле. И это артист императорского театра?

Я один — в руках врагов!
Кто расскажет там, на воле.
Как за братьев и отцов
Честно пал я в чистом поле?

Федор Иванович лукаво улыбался:

А эти вирши Скитальца я посвящаю одному из устроителей сегодняшнего вечера. Не кузнец, а кузнечище третьеводни посетил меня в нумере! Впрочем, и его товарищ — молотобоец был ему под стать.

Не похож я на певца:
Я похож на кузнеца.
Я для кузницы рожден,
Я — силен!
Пышет горн в груди моей:
Не слова, а угли в ней!
Песню молотом кую...

Что тут поднялось в зале! Казалось, рухнет потолок. Все искали глазами Щербака. Егор Васильевич смущенно привстал.

Шаляпин спел «Демона», больше восхваляя бунт, а не любовь:

Я царь познанья и свободы...

Сашка Рыжий крикнул из глубины зала:

— «Дубинушку»!

Полицмейстер искал глазами подчиненных. А зал уже пел вместе с Шаляпиным запрещенные куплеты песни:

Но настанет пора — и проснется народ,
Разогнет он могучую спину.
И, стряхнув с плеч долой тяжкий гнет вековой,
На врагов он поднимет дубину...

«Дубинушка» оборвалась, и вдруг зазвучала «Марсельеза». Федор Иванович пел со всеми.

На сцену посыпались скромные букетики, а паровозники — Бронислав Куридас и Егор Щербак — вынесли из-за кулис огромный венок с надписью: «Другу Народного дома Ф. И. Шаляпину от харьковских рабочих».

Котельщик Куридас с волнением обратился к артисту:

— Благодарствуйте. Никогда не забудем этого вечера.

Раскланиваясь, Шаляпин прижимал руку к груди:

— Тронут! Я и в других городах устрою подобные концерты.