Человек с яйцом: Жизнь и мнения Александра Проханова

Таким образом, разговоры о том, что Проханов — типичный советский «лакировщик», могут вести лишь те, кто не читал «Вечного города». И неудивительно, что, вспоминают приятели, ему чуть ли не в течение двух лет не удавалось пропустить роман через «толстый журнал» (тогда нужно было сделать это, чтобы книга «сыграла» должным образом). Даже в «Октябре», где Проханов был членом редколлегии, Ананьев сказал ему, что роман про Москву, с бойнями и вытрезвителями, печатать нельзя — «приходите, когда еще что-нибудь напишете».

В конце 70-х Москва, выигравшая конкурс на проведение Олимпиады-80 и переживающая градостроительный бум, вдруг поразила Проханова. Оказалось, метафору современности можно поймать не только на каком-нибудь строящемся индустриальном гиганте, но и чуть ли не выходя из дома. Более того, по сравнению с этим городом все армейские полигоны и стройки кажутся вымороченой абстракцией. Москва — живая, и от этого оказывается самым зрелищным местом действия, тут все происходит быстрее, тут таких мест действия десятки одновременно: отель, вокзал, стадион и т. п. Тут энергия, амбиции, конфликты, инфаркты, толпы людей, штурмующие здания-плотины, вырабатывающие человековатты. Это город синтеза истории и современности: градирни ТЭЦ — это ведь не что иное, как современные церкви, которые, в свою очередь, построены на каких-то языческих капищах; фантастический город. (Сказывалась, надо полагать, и модная тогда булгаковщина.) Москва — активная среда, воздействующая на героев, гигантская фабрика обмороков. Это город, укомплектованный галлюциногенными деревьями, запускающий потоки метафор, воспоминаний и видений своей архитектурой, странными благотворно воздействующими предметами (например, здесь можно приобрести чудотворную буханку хлеба, восстанавливающую разрушенную семью). По сути, Проханов такой же московский «локальный визионер», как Блейк и Диккенс были визионерами лондонскими. «Вечный город» — главный прохановский «московский роман», однако почти все его романы — специфически «московские». Москва и есть «вечный город», в котором бурлит жизнь, художник выкликает будущее, влюбляется, переживает измену и изменяет сам.

Второй аспект «Вечного города», который требует комментариев, состоит в том, что «архитектор-футуролог» Завьялов — это все тот же Константин Пчельников, друг Проханова; не вполне оправданная трансформация Завьялова из рационального, пламенного, положительного героя в эксцентрика, фантазера и алкоголика связана с тем, что на самом деле герой синтезирован из двух прототипов. Вторым был сам Проханов.

В те годы у Пчельникова была любопытно обставленная квартирка на Арбате (ближе к концу жизни, в 90-х, футуролог-вольнодумец даже зарабатывал на жизнь дизайном квартир; одному новому русскому он построил странную квартиру — всю в зеркалах, а посередине громоздилось красивое старое бревно — «ебальный станок») и небольшая мастерская у Новодевичьего. Там Пчельников держал свой странный, напоминающий машину времени инженера Тимофеева из фильма «Иван Васильевич меняет профессию», аппарат.

Аппарат демонстрировал «город будущего». В принципе, это давний проект советских архитекторов, сам термин и общий принцип — минимизация нагрузки человека на природу — был придуман еще в 20-е годы. В 1970-м Пчельников, увлеченный идеей «дифференциации пространств» («прерывное расселение на прерывном пространстве»), предложил «схему кинетического расселения» — проект строительства Городов будущего, «вокруг цивилизационных ядер и силовых линий», «с вахтовой системой эксплуатации промышленности на периферии».