Читаем Человек с яйцом: Жизнь и мнения Александра Проханова полностью

Апрельская революция 1978 года в Афганистане была чем-то вроде «тюльпановой» революции в Киргизии: в стране были советники из СССР, лидеров время от времени обцеловывал в Кремле Брежнев, но никто не мог сказать с абсолютной достоверностью, что именно там произошло; факт тот, что горело где-то рядом с границей, русских туда «позвали», и отказываться было вроде как трусостью.

Проханов узнал о перевороте одним из первых. Так получилось, что как раз в апреле 1978 году Тимур Гайдар, возглавлявший тогда один из отделов «Правды», дал ему задание написать репортаж с Кушки — юга Туркменистана, где как раз и проходила граница с Афганистаном. Для него это была стандартная гарнизонная поездка: он поучаствовал в танковых учениях Туркестанской дивизии, увидел «роскошный оазис» (фонтаны, вода, несусветной красоты казармы), в который превратился элитный военный городок. Командир дивизии после учений потащил корреспондента «Правды» в баню, где с провинциальной непосредственностью сам парил его эвкалиптовым веником. И вот чуть ли не в этой бане до него дошел слух, будто с той стороны пришли афганцы и сказали, что у них там произошла какая-то революция. Эта информация в тот же день оказывается предметом секретного заседания Политбюро, откуда в виде директив просачивается в идеологические органы, в том числе СМИ. Проханов попадает туда почти случайно, после того, как от поездки отказался «некий маститый коллега»: слишком непрестижно.

Советскому отряду из романа «Дворец», летящему в Кабул, Афганистан кажется космическим телом, на котором жизнь радикальным образом отличается от домашней цивилизации. На самом деле планета эта была уже в значительной степени освоенной. Конец 70-х был любопытным временем, когда США только что получили по рукам во Вьетнаме, а падение цен на нефть еще не стало столь значительным, чтобы помешать экспансионистским возможностям СССР. Так Афганистан стал местом, где столкнулись интересы двух империй. И Москва, и Вашингтон отстегивали Кабулу сотни миллионов долларов ежегодно. Мы надвигались с севера, Америка — с юга; в стране негласно существовали зоны влияния, да и общество было разделено. Советский Союз построил университет в Кабуле, пробил тоннель в горах, соединяя Афганистан с СССР, через Пандшерское ущелье, давал образование военным, аграриям, ученым. Американцы же построили университет в Джелалабаде, аэропорт в Кандагаре. Словом, это был типичный третий мир, или «развивающаяся страна». Президентом республики Афганистан был Дауд, в 1973 году устроивший классический дворцовый переворот: он сверг своего родственника Захиршаха и низложил монархию. При Дауде Афганистан был светским государством, «относительно демократичным, по-азиатски дружелюбным» и по отношению к СССР, и к Западу. Внутри этого восточного мира, попавшего в сферу коммунистической экспансии, уже зарождались фундаменталисты, среди них Гульбеддин Хикматияр, который еще при Дауде бежал в Пакистан и принялся оттуда мутить воду. Как выразился в «Дереве в центре Кабула» какой-то русскоговорящий афганский крестьянин, «Афганистан был как банка с рыбой. Долго лежала на солнце, разбухла, и взрыв! Революция — взрыв!»

Форма этой банки и даже порода рыбы была не вполне понятна не то что советским обывателям, но даже и Политбюро. Из прохановских текстов запоминаются несколько имен участников гражданских конфликтов и «Великой Апрельской революции» — Тараки, Амин, Бабрак Кармаль, Наджибулла. Я долго расспрашивал его о том, что там случилось, и, думаю, его версия событий будет небезынтересна читателям, многие из которых не состоят в «афганском братстве» и, может быть, даже не вполне понимают смысл термина «шурави». Великую Апрельскую совершили Амин, Тараки и Кармаль — все коммунисты, но соперничавшие друг с другом, как Зюганов и Семигин. Одна компартия — «Хальк» («Народ») — была национал-социалистической, светской. Ее поддерживала армия, члены ее рекрутировались из простолюдинов, крестьян-пуштунов. Амин и Тараки принадлежали к партии «Хальк». Партия «Парчам» («Знамя») были высоколобыми интеллектуалами, городской элитой. Там было много таджиков. Кармаль был из нее.

У въезда в ущелье Саланг.


Кооперация и слияние «Хальк» и «Парчам», произошедшее еще в 1977 году, под прямым влиянием Москвы, было скорее формальным: рафинированная верхушка получила базовый слой «Хальк». Проханов никогда не упоминает об этом, но, судя по некоторым источникам, в Кремле таки готовили в Афганистане нечто вроде революции, планируя ее, однако ж, в лучшем случае на сентябрь 1978-го, тогда как в действительности Тараки, Амин и Кармаль штурмовали президентский дворец Дауда 27 апреля того же года. Дальше начинается процесс борьбы за власть; очень скоро Кармаль оказывается за границей в роли Шуйского-Березовского.

Перейти на страницу:

Все книги серии Финалист премии "Национальный бестселлер"

Похожие книги

10 гениев бизнеса
10 гениев бизнеса

Люди, о которых вы прочтете в этой книге, по-разному относились к своему богатству. Одни считали приумножение своих активов чрезвычайно важным, другие, наоборот, рассматривали свои, да и чужие деньги лишь как средство для достижения иных целей. Но общим для них является то, что их имена в той или иной степени становились знаковыми. Так, например, имена Альфреда Нобеля и Павла Третьякова – это символы культурных достижений человечества (Нобелевская премия и Третьяковская галерея). Конрад Хилтон и Генри Форд дали свои имена знаменитым торговым маркам – отельной и автомобильной. Биографии именно таких людей-символов, с их особым отношением к деньгам, власти, прибыли и вообще отношением к жизни мы и постарались включить в эту книгу.

А. Ходоренко

Карьера, кадры / Биографии и Мемуары / О бизнесе популярно / Документальное / Финансы и бизнес
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное